Я понимаю, что я ошибся. В компаниях, которыми я руководил, всегда был один очень важный принцип — право на ошибку. Мне всегда было важно, чтобы каждый сотрудник приходил на работу с удовольствием и получал от своего дела удовлетворение. Тогда и результат работы лучше, и он дольше работает в компании. Это происходит естественным образом, если работник имеет возможность творить, добавлять что-то своё, а страх наказания за ошибку отсекает этот порыв.
Помимо этого, мне всегда было важно и выгодно, чтобы сотрудники экспериментировали, улучшая процесс. При экспериментах невозможно заранее предсказать успех: что-то может получиться, а что-то нет. Поэтому я активно пропагандировал право на ошибку, озвучивая его при приёме на работу и напоминая на общих собраниях. Я заявлял: если я не буду видеть ваши ошибки, это значит, что вы не творите и не экспериментируете. Ваша честь, прошу, пожалуйста, применить и ко мне право на ошибку. Смею заверить, что любое наказание, применённое в рамках закона, будет для меня хорошим уроком.
При этом я уже понёс серьёзное наказание — 4 месяца СИЗО. Для такого деятельного человека, как я, это серьёзное наказание и это не питание, о котором я вам говорил в начале заседания. На каком-то этапе я сказал себе: Гриша, твои папа и бабушка прожили блокаду, у них было 250 г хлеба в день, твои условия никак не могут сравниться с теми, через которые им пришлось пройти. Поэтому питание в СИЗО, которое тяжёлое, я воспринимаю как испытание, но отнюдь не как наказание.
Вообще, в СИЗО происходит много ситуаций, которых не должно быть в жизни нормального человека: отсутствие базовых условий для нормального сна, систематические попытки унижения личности, препятствование занятиям спортом и прочее. Всё это очень тяжело, но можно воспринимать как воспитание. Но есть две вещи, к которым невозможно приспособиться, и именно они являются тяжёлым наказанием.
Первое — я ответственный родитель. Для своих детей я друг, товарищ по играм и опора. Мне мучительно больно осознавать, что они лишены всего этого уже несколько месяцев, и именно в тот момент, когда им это особенно нужно, прежде всего это касается 14-летнего сына, который потерял лучшего друга и в этом году остался без друзей в школе. Ему настолько тяжело без меня, что он в свой день рождения, 30 октября, решил поехать ко мне в СИЗО на свидание, используя редкую возможность записи. Но их не пустили ко мне с его мамой из-за бюрократических проволочек. Ощущение как нож в самое сердце.
Первые два с половиной месяца я был вообще лишён возможности говорить с детьми, хотя у меня было разрешение следователя с первого дня ареста. Меня просто не выводили на звонки, мне пришлось объявить голодовку, чтобы заставить сотрудников ФСИН исполнять свои обязанности, и только спустя 2,5 месяца я услышал голос одного из своих детей. Это очень больно.
Кроме того, я помогаю финансово и ухаживаю за своими престарелыми родителями, которым сейчас по 87 лет. Моя мама пережила рак и инсульт, а папе установлена пожизненная инвалидность.
Я сейчас не могу им помогать, это тоже очень больно. Второе наказание — это наказание бездельем. Мой трудовой стаж составляет уже 45 лет. Я начал работать с 14 лет, поскольку видел, что надо помогать родителям. В СССР растить 4 детей — очень непростая финансовая задача, и да, я работал всю жизнь много и с удовольствием. Поэтому 4 месяца ничего неделания — это очень серьёзное наказание для меня.
Всё, что я смог сделать полезного за эти 4 месяца, — это починить все книги в библиотеке ИВС в сентябре, за что меня там прозвали «книжным доктором». Ещё я сделал аналитику по системе работы ФСИН. Я задался вопросом: "Как пребывание в СИЗО влияет на вероятность совершения рецидивов?" Я попросил адвокатов вам этот документ предоставить, думаю, вам будет любопытно посмотреть.
У меня руки на месте, я могу чинить всё что угодно, я могу электрику подправить, сантехнику привести в порядок, но в СИЗО ты ничего не можешь делать сам. Во всех 5 камерах, в которых я был, текут краны, не работает часть светильников, вываливаются розетки. Предлагал: "Давайте я сам это починю, потому что ремонтников не дождаться." — "Не положено!" В последней камере, в которой я сижу, отваливается дверь в туалет, попросил: "Дайте мне инструменты на 30 секунд, шурупы подвернуть, чтобы она вдруг не рухнула." В СИЗО корпусные очень простые, ответили так: "Кунис, ты чего, где я тебе инструменты здесь возьму?"
Вот и сижу я в этой разрухе уже 4 месяца. Вынужденно смотрю на всё это и ничего не могу изменить — это огромнейшее наказание для меня.
Напоследок, ваша честь, добавлю, что государству и обществу крайне невыгодно содержать меня за решёткой. Каждый день моего содержания в СИЗО означает потерю для казны в 100 тысяч рублей. К этой цифре очень легко прийти: в моём деле есть справки о налогах за последние 5 лет, вот эту цифру разделяем на количество дней, что показывает, что мой труд приносил доходы государству ежедневно в 100 тысяч рублей, 3 миллиона в месяц.
Я деятельный человек, я не могу сидеть без дела. Моё призвание — организовывать бизнесы, большие проекты. Нет сомнений, что я своим трудом могу принести большую пользу для общества в виде налогов и качественных сервисов.
Сначала лета я работал над большим проектом по передаче данных со счётчиков электроэнергии в абонентские компании без установки дорогостоящих цифровых приборов. Сейчас коммерческие потери цифровых компаний составляют сорок процентов, это официальные данные. Это огромная государственная и социальная проблема. Ваша честь, вспомните свои счета за электричество: одну треть вы платите, покрывая эти потери. Программа, которую мы разработали, позволяет снизить эти потери с 40 процентов до 10–12. Без меня проект заморозился, потому что на мне была организующая работа.
Спасибо, ваша честь, что выслушали, я надеюсь на ваше справедливое решение.
