Неделю назад, в преддверии Дня российской адвокатуры, Ленинградский районный суд Калининграда арестовал на два месяца местного адвоката 64-летнюю Марию Бонцлер, задержанную после обыска днем ранее. Ее обвиняют в «сотрудничестве на конфиденциальной основе с иностранным государством, международной либо иностранной организацией», за что статьей 275.1 УК РФ предусмотрен срок от 3 до 8 лет со штрафом до 1 миллиона рублей. По версии следствия, она «передавала спецслужбам недружественного государства сведения о сотрудниках силового блока региона, которые становились ей известными в силу адвокатской деятельности».
Отметим, что Мария Бонцлер с начала войны является одним из немногих защитников в своем регионе, кто берется за дела политических заключенных. Так, она защищала 66-летнего гражданского активиста Игоря Барышникова, приговоренного в 2023 году к 7,5 годам лишения свободы по обвинению в «фейках об армии», несмотря на наличие тяжелого заболевания и престарелую больную мать. Также она представляла в суде интересы анархиста Вячеслава Лукичева, блогера Николая Горелова и многих других местных оппозиционных активистов.
Поэтому неудивительно, что известие о заключении под стражу Бонцлер, которая, будучи председателем ныне ликвидированного регионального Комитета солдатских матерей, 30 лет боролась за законные права призывников и помогала добиться справедливости семьям погибших в обе чеченские войны срочников, вызвало возмущение в адвокатском и правозащитном сообществах, посчитавших, что «выдвинутые против нее обвинения являются наказанием за ее профессиональную и активную правозащитную деятельность».
«Слово защите» поговорило о преследовании адвоката с одним из ее сыновей.
«После прощания с младшим сыном она сказала нам: у меня теперь все дети, я теперь обо всех забочусь»
– Марию Бонцлер поместили в следственный изолятор до 26 июля, в этот же день ей исполняется 65 лет, и в том, что продлевать меру пресечения ей будут в преддверии юбилея, – мы усматриваем определенное издевательство, – говорит «Слову защите» ее старший сын Вячеслав Медков. – Для всех родных и близких все происходящее с мамой удивительно, учитывая ее отношение к конфликту, который нынче происходит в мире. Отмечу важное: она была противником любого вооруженного столкновения, при этом конкретно в том, что наши власти называют то «специальной военной операцией», то войной, она не была ни на чьей стороне – ни Российской Федерации, ни Украины, ни так называемого коллективного Запада. Поэтому то, что пишут про нее теперь некоторые издания, близкие к власти и получающие сливы от силовиков, выглядит откровенным бредом людей, которые абсолютно не знают человека. Например, то, что выдал RT: «Мы все помним подрывы автомобилей в Москве, в результате которых погибали высокопоставленные военнослужащие. Вероятно, именно в результате преступной деятельности таких, как адвокат Бонцлер, получающая доступ к закрытой информации в ходе своей работы, иностранные спецслужбы получают информацию о силовиках, которую впоследствии используют для организации покушений», – высказал мнение источник». Это полная чушь! Это просто противоречит маминым внутренним убеждениям. В 2018 году она стала последователем одной из самых миролюбивых религий в мире – кришнаизма. В 2023-м получила от духовного учителя четки и духовное имя, которое она и в соцсетях добавила к своему имени по паспорту – Митравинда-Рани. Так на нее повлияли и мировые события, но главным образом это мамино перерождение произошло потому, что семь лет назад ее младший сын покончил с собой.
– Ох…
– Да, это огромное горе для всей нашей семьи… Нас у мамы было трое сыновей: мне 46 лет, Александру – 34 года, а Дмитрию на момент трагедии было всего 19… Мама не скрывает, что его жизнь закончилась самоубийством. В комментариях под его фотографией, которая с тех пор стоит в закрепленных у нее на странице, она объясняла: «Школу окончил с золотой медалью, английский знал в совершенстве, рисовал, пел. А вот жить в нашем мире не захотел. Написал, что этот мир не для него, мы все пристраиваемся, а он не хочет. Бедный мой мальчик!» Когда это с Димой случилось, для нас всех это стало небывалым шоком и такой же неожиданностью. Насколько мы знаем, он не страдал алкоголизмом, не употреблял запрещенных веществ, у него не наблюдалось каких-либо психических отклонений и не было какой-то заметной травмирующей негативной ситуации, что могла бы его на это подтолкнуть – и вот вдруг! Потом мы обнаружили, что это он, довольно замкнутый по натуре, с собой сделал вовсе не вдруг: нашли несколько десятков начатых им предсмертных записок – различного содержания за разные годы… Мама, разумеется, во всем винила исключительно себя, что недоглядела за младшеньким, почти полностью посвятив себя работе – правозащите и адвокатуре. Но и после прощания с младшим сыном она сказала нам: у меня теперь все дети, я теперь обо всех забочусь. Под своими детьми она имела в виду своих подзащитных. В 2019-м она ездила в индийский город Вриндаван, проходила там просвещение, а в последнее время готовилась к экзамену на получение духовной степени. И она планировала, что через 3-4 года уедет в Индию и тогда уже всю себя посвятит себя духовности. Поясняла, что возраст, здоровье ее подводят. Да так оно в действительности и было, и есть.
– Как у мамы сейчас со здоровьем?
– Не очень. За полторы недели до задержания ее отвезли в больницу с гипертоническим кризом. Она сама хотела до врачей дойти, но довела себя работой до такого состояния, что идти уже не могла. И мы с братом помогали ее госпитализировать – под руки несли до неотложки. Так ей было плохо… (Тяжело вздыхает.) А там ее навещали не только мы, но и следователи – но не в связи с предстоящим предъявленным ей обвинением (хотя кто теперь знает?!), а по тем делам, что она ведет – подписать у нее какие-то документы. Она еще смеялась: а что, больница недалеко от следственного отдела, мальчикам моим удобно. Да, она их так и называла – мои мальчики. У нее все мальчики были – и те, кто в погонах, тоже. Никакой классовой ненависти она к ним не испытывала. А про следователей, с которыми она плотно взаимодействовала по долгу службы, она говорила: хорошие мои мальчики. И когда я маму предупреждал, что ей однажды прилетит за тех, кого она защищает, она отвечала: да ничего не будет, мальчики мои хорошие, если что, меня предупредят. Вот и предупредили… А ведь она была с ними в нормальных отношениях, никогда слова плохого про них от нее не слышал. А на судах, напротив, она себе иногда позволяла какие-то высказывания. И за это ее дважды штрафовали по 30 тысяч рублей: оба раза в июне 2022 года, уверяя, что она совершила административные правонарушения – «дискредитацию армии». Но мама всего лишь передавала суду позицию своих доверителей, которых за это же и судили. Всего к тому времени, подсчитали журналисты, она только по статье 20.3.3 КоАП РФ представляла интересы 45 калининградцев. Мама потом очень переживала, что на нее донесли – о том, как она в ходе заседаний высказалась. Задумалась тогда, что, может, зря она так ярко, честно и смело выступала в суде.
– А о чем-то большем мама задумалась тогда же? Например: если продолжит защищать тех, кого мы называем политическими заключенными или преследуемыми, то и ее саму однажды можно будет так назвать?.. Что за административной ответственностью рано или поздно последует уголовная…
– С самого начала она обо всем этом задумывалась и все это понимала. Но она всякий раз делала выбор не в пользу собственной безопасности. Подчеркивала – кто, если не я, будет защищать тех, на кого возбуждают административки и уголовки за «дискредитацию» или «фейки об армии»? Переубеждал ее как мог, уверял: мам, у тебя будут проблемы из-за этого. А она: ну, значит будут, а я что могу поделать? Она не могла этих людей бросить, она – одна из немногих адвокатов, кто брался за эти дела в целом нашем субъекте. Многие и многие, отказываясь от таких обвиняемых, обосновывали это одним словом – страшно.
«Для меня очевидно, что ей мстят и за это»
– Мария Бонцлер всегда отличалась бесстрашием. Она, напомню читателям, в 1995 году, в разгар первой чеченской войны, основала и возглавила Комитет солдатских матерей Калининградской области – и три года спустя добилась его официальной регистрации. И так, не щадя себя, занималась всеми обрушившимися на нее вопросами и просьбами, что в 2004-м ваш тогдашний губернатор Владимир Егоров подал персонально против нее иск о защите чести, достоинства и деловой репутации – обиделся на присуждение ему победы в конкурсе «Золотая кувалда» за нарушения на областном сборном пункте, о которых и сообщил Комитет.
– Сам, будучи в те годы подростом и живя с мамой, хорошо помню эту ее работу. Своими глазами видел в ее кабинете эти сотни матерей, у которых погибли в армии дети… Их плач, их вой – до сих пор у меня в памяти. За этим даже наблюдать было жутко, а мама пыталась им помочь: тем, чьих детей уже не вернешь, – добиться правды (или хоть выплаты от государства, что и так полагалась, но не давалась без боя), а тех, кого еще можно было спасти, она и спасала. У нас дома часто ночевали эти ребята, сбежавшие из части. У них был записан лишь один адрес, куда можно податься в этом случае – мамин домашний, больше и некуда было идти, ну не к себе же или к своим родственникам, где их искали бы в первую очередь. Один и вовсе с оружием сбежал – и мама все равно его пустила… Много работала с детьми, которых призвали в армию в обход закона, не учтя состояние их здоровья, и с альтернативной службой работала, тогда этот механизм только начал запускаться. С ним было много вопросов, а народ просто не хотели слушать. А маму слушали, ее знали все военкомы в области и многие – далеко за ее пределами. Как я понимаю, ей всегда хотелось защищать тех, кто больше всего в этом нуждается и за кого не берутся другие. И в 2007 году, продолжая оставаться председателем Комитета, она получила статус адвоката.
– Кого мама защищала в те годы, до начала полномасштабной войны России в Украине, когда политзаключенные в нашей стране исчислялись десятками, но не сотнями, как сегодня?
– Одних невиновных. Мама сама так обозначала, что для нее это важно – защищать лишь тех, в чью невиновность она верит. При этом она никогда не называла никого политзаключенными – по крайней мере, я от нее этого определения не слышал. Она считала их, того же Игоря Барышникова, несчастными людьми, с которыми система поступила сурово. Принимала их приговоры близко к сердцу. Вот только 25 мая, в день рождения маминой внучки, моей дочки, она сидела вечером за праздничным столом и была очень расстроена, поскольку на немаленький срок в то утро осудили одного из ее подзащитных.
– А спустя всего три дня защищать пришлось уже ее… Когда с ней судился бывший калининградский губернатор, Марию Бонцлер защищала адвокат Анна Ставицкая, которая после этого будет представлять в разных судах интересы семьи убитой Анны Политковской, обвиняемого в госизмене и других «преступлениях» Владимира Кара-Мурзы и многих других. Как мама выбрала, кто ей будет помогать на этот раз?
– Она решила, что у нее будет два адвоката. Первый – местный, по назначению, Вадим Завалишин. Второй – ее знакомый из Москвы, по соглашению, Федор Аксененко. Они оба – под подпиской о неразглашении, поэтому ни материалов маминого дела, ни даже обвинительного заключения у меня нет. Суть того, в чем ее могут обвинять, мне известна разве что из публикаций в СМИ. Но заметил, что 20 мая, то есть за неделю до задержания мамы, Евросоюз ввел 17-й пакет санкций против России. В список попали и 28 человек, что, по мнению ЕС, «ответственны за серьезные нарушения прав человека, репрессии против демократической оппозиции и деятельность, серьезно подрывающую верховенство закона в России». Среди них оказалась и судья Советского городского суда Калининградской области Ольга Баландина – и в решении прямо сказано, что это за вынесенный ею обвинительный приговор Барышникову. Приводятся и иные подробности – что судья не отпустила обвиняемого на похороны матери, которая скончалась полтора месяца спустя после того, как та отправила его за решетку. Понятия не имею, имела ли мама какое-то отношение к включению судьи Баландиной в этот список, и даже думать об этом не хочу – так это больно, но для меня очевидно, что, как бы там ни было, ей мстят и за это. И, пользуясь возможностью, благодарю всех, кто, несмотря и на возможные для себя последствия (время-то какое!), все эти дни публично поддерживает маму. В том числе огромное спасибо вашему изданию – «Слову защите», опубликовавшему и у себя заявление Генерального совета Международной ассоциации российских адвокатов с осуждением преследования и требованием освобождения адвоката Марии Бонцлер, размещенное для открытого подписания всеми желающими. На сегодня его подписали около 200 человек. Спасибо каждому!
«Для мамы всегда принципиально значимым было развитие правового общества в России»
– Калининградская область граничит на севере и востоке – с Литвой, на юге – с Польшей. Мама точно не хотела в связи с нарастающими репрессиями уехать раньше, чем через, как вы говорите, 3-4 года? И, может, куда-то поближе Индии?
– Любой неглупый человек в нашей стране прекрасно понимает все риски. Однако мама – за свою страну. Что бы в ней ни происходило. Она не мыслила себя вне ее. Причем это она не только мне во время наших кухонных посиделок говорила, это ее открытая позиция. Так, она на День России год назад выложила пост, сделанный с помощью приложения – преобразила себя в русскую красавицу на фоне русских березок. И подписала его в цветах российского флага: «Россия, вперед!» На грядущее 12 июня так – из изолятора – уже не получится. А еще для мамы всегда принципиально значимым было развитие правового общества в России, в чем она активно участвовала все последние тридцать лет. Она как стала правозащитницей в 1995-м, так неустанно и защищала самых незащищенных людей. Это для нее было и остается самым главным в жизни. А мы что? Можем разве ей в ее беде чем-то реально помочь? Ясно же, раз закрыли в СИЗО, к чему все идет… (После долгой паузы.) Мне на следующий же день после ареста удалось сделать ей передачку. С этим все непросто, ведь мама по своим религиозным убеждениям – вегетарианка. Следующая задача – добиться разрешения на свидания. Слышал, что по таким делам их могут не давать месяцами и годами, чтобы оказывать дополнительное давление на обвиняемого, чтобы тот поскорее во всем сознался и сотрудничал со следствием. На маму в этом смысле давить бесполезно, она против своей воли ни при каких условиях, даже самых жестких, не станет что-либо делать. Помимо нас с братом, о маме также заботятся представители местной адвокатской палаты – они и на обыске присутствовали. Третий мамин муж, мой отчим, умер через несколько месяцев после того, как она обрела новую духовную жизнь. И теперь у нее есть только мы. И мне еще только предстоит мои детям – ее 15-летнему внуку и 8-летней внучке – объяснить, куда делась их бабушка. Да и для себя нужно попытаться понять…
– Что именно?
– Как же так вышло. Ведь мы с мамой до сих пор расходились в политических взглядах. Да-да, именно так. С ней сложно было спорить, у нее всегда очень много аргументов – и весомых. И мы старались с ней не разговаривать на политические темы во время семейных встреч, мероприятий, праздников. У нас табу в семье было на политические разговоры, в которых мы соглашались лишь в одном – ничего хорошего в боевых действиях нет. Не может быть ни одного здравомыслящего человека, который бы этому радовался и к этому стремился. Но при этом лично я полагал, что Владимиру Владимировичу Путину, за которого всегда голосовал, и в 2024 году – тоже, не оставили другого выбора. У меня вопрос, почему мы все вообще это допустили? Почему все это по нашему допущению произошло? Почему мы сами привели к такому положению вещей, когда мы были вынуждены так поступить? Кто в этом виноват? Кто за это ответит? То, что мы начали 24 февраля 2022 года, – у нас, правда, иного выбора не было. Ну, это моя позиция была, что да, мы не могли действовать иначе. А на данный момент… Осознал, что под эти жернова родного государства, в которое я так верил (как и она верила), попала и моя мамочка. И нахожусь в абсолютном раздрае. Недоумеваю – как мне на это реагировать, что предпринять… И все слова, которые мне мама говорила, от которых я отмахивался, возражая, что она преувеличивает… Да, теперь я сижу дома без нее – и над ними думаю. В шоке, в растерянности. А вот в ее взгляде, что я поймал в судебном аквариуме, наоборот, читались решимость и несгибаемость. Решимость бороться, чтобы ее отпустили на свободу. Она не будет сдаваться.
Евгения Донченко.
