В воскресенье, 16 июня, несколько заключенных СИЗО-1 Ростова-на-Дону взяли в заложники сотрудников администрации, в том числе начальника оперативного управления областного УФСИН. Побег не удался, захватчиков убили, заложники не пострадали. Редакция «Слово защите» побеседовала с экс-аналитиком Управления ФСИН по Москве Анной Каретниковой о том, насколько реально сбежать из российской тюрьмы.
«От сотрудников термин «раб ФСИН» слышала чаще, чем от арестантов»
— Как случившееся в Ростове вообще могло произойти?
Я скорее удивляюсь тому, что это не происходит в других российских СИЗО. Потому что все условия для такого рода инцидентов есть в большинстве следственных изоляторах страны.
— Что это за условия?
Во-первых, неудачные правила внутреннего распорядка, которые настолько сложно выполнить, что никто этого не делает.
Во-вторых, тотальная коррупция среди сотрудников. К примеру, до сих пор закон требует разрешения следователя на звонки и свидание с семьей. Естественно, следствие этим манипулирует: дашь показания, пойдешь на сделку — сможешь звонить; а не дашь — ну извини. Это порождает огромный рынок незаконной мобильной связи.
Ею пользуются, чтобы позвонить домой, чтобы организовать вымогательство, отсюда же все эти «колл-центры Сбербанка». Хотя я в это не очень верю, но так можно связываться и с запрещенным ИГИЛ…
— А также созвониться между камерами, чтобы организовать бунт или захват заложников?
Да.
— Разве в СИЗО и колониях нет системы выявления и предотвращения побегов?
Оперативная работа, направленная на это, должна быть. Существует много оперативных сотрудников, у которых есть инструкции, предписывающие вести эту работу.
Но в реальности сотрудники могут заниматься чем-то другим. К примеру, приобретением и распространением среди спецконтингента «левых» мобильных телефонов.
Кроме того, система предотвращения побегов должна включать в себя комплекс мер и взаимодействие разных служб: оперативников, воспитателей, «режимников». Одна из таких мер — постановка заключенных на различные профилактические учеты и отдельная работа с ними. Так, есть учет склонных к побегу, к распространению экстремистской идеологии, к террористической деятельности.
И все бы хорошо, но на эти учеты сейчас ставят очень много людей… Например, политзаключенных или украинских военнопленных, которых автоматом признают склонными к террористической деятельности.
Или каких-нибудь торговцев с рынка, которые бесконечно переводили друг другу деньги, и один из них в конце цепочки отправил 1000 рублей дяде в Сирию. И вот они уже все в СИЗО по обвинению в финансировании терроризма и на профучете как склонные к террористической деятельности.
— То есть эти статусы присваивают направо и налево?
Именно так! В результате у сотрудников просто нет ресурса их всех отслеживать и выделять реально опасных. И главное: в системе, где я работала, в общем-то все это знают и понимают, но что поделаешь?
— Это значит, что из российского СИЗО реально сбежать?
Сбежавшие из камер в Ростове, судя по всему, не знали, что им делать дальше. Знали бы — побежали бы на крышу, где кто-то за взятку оставил бы незакрытый люк. Или прыгнули в мусорку и прикинулись ветошью, пока их бы не забрал мусоровоз. А тут, они «тупо» поймали инспектора, выпендривались на камеру…
Из СИЗО выйти-то очень сложно, там заборы и тяжелые ворота, которые разве что грузовиком можно прошибить, и то вряд ли. Задача СИЗО — быть неприступной крепостью. А вот внутри этой крепости уже куда больше «расслабухи».
Потому что охранников все время «натаскивают», это самые серьезные и сердитые люди в СИЗО, и они хотя бы помнят, что у них в инструкции написано. А люди внутри — режимники, воспитатели, оперативники — из-за огромного количества заключенных ни с чем не справляются и просто не могут выполнить свои обязанности так, как это прописано.
— Если предпосылки для таких ситуаций есть во всех СИЗО страны, почему с этим ничего не делают?
Сотрудник — это статистическая единица. Я от них термин «раб ФСИН» слышала куда чаще, чем от арестантов. В системе практически нет обратной связи. Она приходит только через боль, какие-то ЧП.
«Заключенных намного больше, чем должно быть, а сотрудников — меньше»
— Как организуются массовые побеги, бунты, захваты заложников?
Вообще-то каких-то массовых побегов я не припоминаю очень давно. Обычно на «рывок» шли одиночки, так называемые «альпинисты», которые уходят через чердаки и подвалы.
Если же говорить об акциях массового неповиновения, то это, как правило, спонтанные вспышки: кто-то буквально голосом кричит «Братва, нашего “положенца” в карцер ведут!». Ему отвечают: «Ты что!? На кичу!?» Ну и начинают крушить все: стены, двери.
— Заключенные вооружились резиновыми дубинками, пожарными топорами, на видео заметно что-то типа самодельных ножей. Откуда у них это?
Если речь о заточках, то они находятся по 1–2 штуки практически в каждой камере. Именно потому, что ножи не предусмотрены правилами внутреннего распорядка (как, кстати. и вилки), а людям надо резать колбасу, хлеб.
Заточка делается о кафельный угол умельцами без труда. Я, наверное, не сделаю, но любой, посидев там пару месяцев, уже сможет.
Дубинки, скорее всего, они у сотрудников же и отобрали. Что же касается пожарных топоров, то если, как пишут некоторые СМИ, они до дежурной части добрались, то они и там тоже могли что-то нахватать.
— Почему заключенные могли так свободно перемещаться по территории СИЗО? Как же перегородки, решетки…
Я не знаю, как этот конкретный СИЗО организован. В изоляторах действительно есть разделение на локальные зоны, которые отделены друг от друга перегородками, но это касается отряда (коридора, где расположены камеры — прим. «СЗ»).
Если же они, как это видно на опубликованных видео, вылезают из окна, то пройти по территории, особенно не очень далеко — ничего сверхъестественного. Тем более что это было раннее утро, когда все сотрудники обычно на «расслабоне».
Похожие инциденты случались в СИЗО-7 Москвы. Преступниками были, правда, не исламисты, а какие-то пьяные мужики. Они тоже захватили сотрудников, переоделись в их одежду, рванули в дежурную часть (речь идет о захвате заложников в сентябре 2006 года — прим. «СЗ»). Аналогичная история, если не ошибаюсь, была в Бутырке (в 1994 году один из заключенных захватил заложника — прим. «СЗ»).
— А есть ли какие-то учения для сотрудников ФСИН на случай побега?
Естественно, есть классы боевой и служебной подготовки. Другое дело, что сотрудник ходит-ходит и… ничего не происходит. В результате он, как и любой человек, расслабляется: к примеру, может зайти в камеру один, когда у двери никого из коллег нет [что запрещено инструкциями].
СИЗО переполнены, особенно ростовский. Как говорят, там на 30% больше заключённых, чем положено, и это при хроническом для изоляторов страны некомплекте сотрудников.
То есть заключенных намного больше, чем должно быть, а сотрудников — меньше. Арестованные очень хорошо это чувствуют. Я помню, что как только возрастал в московских изоляторах лимит [заключенных], они сразу становились более требовательными, более агрессивными.
Они видят — на проверку пришли 8 сотрудников или двое. Это важный фактор.
— Как сотрудники должны были действовать в этой ситуации?
А тут мы возвращаемся к тому, что мы не знаем, что именно была за ситуация, поэтому и не можем говорить об алгоритмах. Вероятно, сотрудники связались с УФСИН, тот, видимо, прислал им начальника оперативного управления [областного управления ФСИН Александр Богма]. Тот, возможно, пытался этот конфликт урегулировать либо сразу обмануть захватчиков и вывести на себя штурмовую группу. Не исключаю, что специально им сдался.
«Обществу дают определенный сигнал»
— Насколько мы знаем, у заключенных не было огнестрельного оружия. Почему в итоге их убили?
Я не знаю, какова была опасность жизни заложников, но мне представляется, что это избыточное применение силы. Большие вопросы вызывают видео, на которых убитые лежат в наручниках. Остается непонятно: их что, сначала заковали, а потом убили!?
Тут вариантов может быть два: более спокойный заключается в том, что их сначала ранили, заковали, чтобы они, как в американских фильмах, не вскочили и не продолжили нападение, а потом они погибли. Это возможный, но немного странный вариант.
Вторая версия — что это акция устрашения, что их специально показали убитыми в наручниках, чтобы никому неповадно было. Обществу дают определенный сигнал.
— Адвокат Дмитрий Аграновский, ранее предлагавший вернуть смертную казнь, заявил, что родственникам не выдадут тела убитых захватчиков. Это правда?
Кажется, он немного погорячился. Действительно, есть норма в законе о погребениях, что тела лиц, погибших при осуществлении террористической деятельности, родственникам не выдаются.
Насколько я понимаю, дело возбуждено по захвату заложников. По идее, если следственные органы посчитают, что преступники совершили именно террористическое преступление, то да, их тела могут не выдать.
— Ждете ли ужесточения условий содержания, новых проверок «сверху»?
Что-то такое я и предвижу. Мне не очень нравится, как сейчас идет обсуждение случившегося. Я слышу голоса, мол, вот сидели эти люди хорошо, как на курорте, у них даже телефоны были, давайте всех накажем. Судя по всему, решения будут приниматься именно в этой логике.
Но к чему это приведет? Просто к тому, что цены на телефоны для заключенных вырастут. Как правило, наказания, посадки сотрудников на других ФСИНовцев практически не действуют.
Они видят, что всех вокруг посадили, но продолжают проворачивать те же самые схемы, искренне уверенные, что они их и придумали. Они не задумываются о том, куда подевались ребята, которые с ними еще вчера работали.
