Евгений Затеев — фигурант дела «Весны», его преследуют за антивоенную позицию и обвиняют по трем уголовным статьям: о реабилитации нацизма, участии в экстремистском сообществе и в создании НКО, посягающем на права граждан. Ему грозит до 10 лет лишения свободы.
За время следствия, под которым он находится уже два года, у Затеева умерли два близких родственника — мама и бабушка. Мы поговорили с близкими Евгения, получили его письмо из СИЗО и рассказываем, как бывший кадет превратился в «экстремиста».
История с преследованием активистов «Весны» началась после 24 февраля 2022 года: движение анонсировало антивоенные митинги и акции — и вскоре стало голосом протеста.
В первый раз с обыском к Евгению Затееву пришли утром 7 мая 2022 года. Обыски прошли также у пяти других активистов движения: Валентина Хорошенина в Петербурге, Романа Максимова в Великом Новгороде, Ангелины Рощупко, Тимофея Васькина и Ивана Дроботова в Москве.
На всех возбудили уголовное дело по статье 239 УК РФ (создание НКО, посягающей на права граждан). Тогда Евгения и остальных иногородних доставили в столицу для допросов и избрания меры пресечения. 9 мая Басманный суд отправил всех фигурантов дела под запрет определенных действий.
Жена Евгения, Лина Барабаш, вспоминает этот день так:
— Я до пяти утра работала, переводила текст. Поздно легла спать, проснулась часа в два дня — и вижу, что Жени уже несколько часов нет на связи, ни в каких чатах он не появляется. В прошлый раз, когда такое было, его задержали по административке, — говорит она. — Я начала у всех расспрашивать: «Что, где, писал ли вам Женя?» Потом позвонила на работу — оказалось, что он туда не дошел. И тогда я поняла что происходит п****ц.
Поскольку раньше Евгений всегда был на связи, друзья решили поехать к нему домой, чтобы проверить свои подозрения об обыске. Знакомая Затеева, Виктория Арефьева, рассказывает, что вместе с Никой Самусик, которая жила с Евгением в одной квартире, они поехали проверить ситуацию.
— Мы с Никой приехали, дверь открыли ее ключом — она тоже жила в той трешке. Идем по коридору, сначала не было понятно, был ли обыск или нет, потому что и без него там был бардак. А проходя мимо комнаты Ники, мы увидели, что диван отодвинут — и стало понятно, что обыск был, — рассказывает она. — Везде валялись документы и ее учебные материалы. В комнате Жени пропал компьютер, а монитор и газета с политиком, чье имя нельзя называть, и его автографом остались висеть. Кровать тоже была перевернута, на полу валялись документы и книги. Тогда мы написали друзьям, что обыск был. В третьей комнате тоже было видно, что что-то искали, но так, поверхностно. Перевернуто было в основном только у Жени и у Ники.
Лина Барабаш поехала на Захарьевскую улицу, чтобы найти Евгения в изоляторе временного содержания, но к тому времени его уже везли в сторону Москвы. Кроме того, она объявила его в розыск. Чуть позже появилась информация о том, что Валентину Хорошенину инкриминируют статью 239 УК РФ (участие в НКО, посягающей на права граждан).
– Догадка была, что это как раз акция, которая прошла перед 9 мая. Сразу было понятно, что это «Весна», просто мы не знали, какая именно статья вменяется. Позже всплыли подробности. По-моему, через Хорошенина или кого-то другого, кого тоже задерживали, мы уже узнали, что это статья 239, – говорит Барабаш.
Об акции 9 мая
Движение «Весна» анонсировало акцию, приуроченную к 9 мая. Ее смысл заключался в участии в «Бессмертном полку» с фотографиями своих родственников, участвовавших в Великой Отечественной войне, а также с антивоенными лозунгами «Они воевали не за это» и фотографиями разрушенных жилых домов в Украине.
В ночь на 8 мая Лину Барабаш задержали в квартире у друзей по статье о телефонном терроризме. По версии следствия, она была причастна к письму в РАНХиГС, в котором требовали выкуп для дальнейшей передачи его ВСУ. Обыск длился до 5 утра. Технику изъяли у семи человек, находившихся в квартире, хотя они не имели отношения к письму. Саму Барабаш увезли в отдел МВД Петроградского района, где она провела в изоляторе временного содержания почти двое суток.
К активистам «Весны» начали приходить с обысками по статье о телефонном терроризме весной 2022 года. В постановлениях об обыске указывалось, что подозреваемый якобы причастен к письму или звонку в школу, университет или суд с сообщением о минировании здания. Обычно силовики устраивают такие провокации перед крупными несогласованными акциями, чтобы часть активистов не смогла выйти на протест или координировать его.
Если активиста задерживают дома, проводится обыск. Если же задержание происходит в публичном месте — на улице, в баре и т. п., — подозреваемого просто доставляют в изолятор временного содержания (ИВС). По истечении 48 часов с момента задержания, как правило, подозреваемого отпускают.
«Я понимала, что всё закончится СИЗО»
После освобождения из ИВС 9 мая Лина Барабаш отправилась в Москву — попасть на заседание по мере пресечения для Евгения Затеева. 11 мая Басманный суд отправил всех обвиняемых под запрет определенных действий: им нельзя было выходить из дома с 08:00 до 20:00, пользоваться интернетом и телефоном, общаться с другими участниками движения и посещать их мероприятия. Барабаш не удивило это решение:
«По их части 239 статьи СИЗО не предполагалось. Вопрос стоял между домашним арестом и ЗОД. Следствие запрашивало запрет действий — как у “Доксы”: можно выходить из дома на минуту. В итоге им дали другую форму ЗОД», — объясняет она.
Лина и Евгений познакомились в 2021 году на предвыборной кампании Ирины Фатьяновой в Петербурге. После окончания кампании они продолжили общаться. Когда против Евгения возбудили уголовное дело, пара решила пожениться.
«Я понимала, что Женю могут посадить, и мы решили расписаться. Это было рационально — как подстраховка друг для друга», — говорит Лина.
6 октября Минюст внес Богдана Литвина и Тимофея Мартыненко в список иноагентов, заявив, что они «занимаются политической деятельностью и получают финансирование с Украины». 14 октября и само движение «Весна» признали организацией-иноагентом. Евгений Затеев оказался в списке аффилированных лиц, хотя, как отмечает его группа поддержки, с 7 мая 2022 года он не участвовал в деятельности движения. 6 декабря Санкт-Петербургский городской суд признал «Весну» экстремистской организацией.
«Я по жизни пессимист и всегда готовлюсь к худшему. Весь год была уверена, что все закончится СИЗО», — признается Барабаш.
Обвиняемые по делу «Весны» изначально находились под запретом определенных действий и носили электронные браслеты. Со временем меры смягчились — им разрешили бывать на улице до 22:00. Активисты надеялись, что все закончится штрафами или условными сроками.
За год страну покинули четверо из шести фигурантов. Евгений Затеев и Валентин Хорошенин остались в России.
17 мая 2023 года Второй апелляционный суд оставил в силе решение о признании «Весны» экстремистской организацией. Уже 6 июня прошла новая волна обысков — у шести фигурантов, в том числе Затеева и Хорошенина. Обыски также прошли у Василия Неустроева в Петербурге, Яна Ксенжепольского в Твери, Павла Синельникова в Барнауле и Анны Архиповой в Новосибирске.
Расследование вновь вело Главное следственное управление СК. Всех привезли в Москву, где суд отправил их в СИЗО. Каждому вменили разное количество статей.
Хотя Лина Барабаш и понимала, что её муж Евгений Затеев может оказаться в СИЗО, очередной обыск и его арест всё равно стали для неё шоком.
— У меня не было вопросов, по какой статье и почему к ним пришли. В такие моменты не до внутренних переживаний. У меня сразу включается режим: "Ситуация — пиздец, нужен алгоритм действий, что делаем прямо сейчас". А эмоции — потом. И после этого обыска, и после обыска 22-го числа я просто крепко напилась, — признается Лина. — Когда после суда все уже в СИЗО, ты отправил передачу, разобрался с формальностями — вот тогда накрывает. Боль, злость, усталость. И понимание, что это надолго и легче не станет.
В группу поддержки Затеева входят не только жена и друзья, но и его двоюродный брат Вениамин Сапов. Он вспоминает, что Женя был активным, любознательным ребёнком. С матерью, Оксаной Затеевой, у него были непростые отношения — часто ссорились, но быстро мирились. Евгений заботился о ней, несмотря на сложный характер.
Воспитывал Затеева отчим — Леонид Виноградов. Женя называл его папой и считал самым близким человеком. С Леонидом его мать познакомилась в 2007 году, а в 2008-м они поженились. — Это был лучший подарок на мой день рождения, — говорил Евгений.
Родной отец, Артём, ушел из семьи, когда Евгению было три года. С тех пор они редко общались.
— Он хороший музыкант, но папа у меня другой. Я не злюсь, не обижаюсь. Так бывает, — говорит Затеев.
Большую роль в жизни Евгения сыграла бабушка — Наталья Вениаминовна Сапова. Она поддерживала его во всем, кроме политического активизма. Из-за этого между ними часто возникали споры: она придерживалась противоположных политических взглядов. Именно из-за нее Затеев перешёл учиться в кадетскую школу №145, в которой уже училась его старшая сестра Кира. Его бабушка мечтала, чтобы в семье были военные, как ее отец Вениамин Савельевич. Он был механиком бомбардировщика и летал на Берлин в 1941-м. Позднее он стал полковником военно-воздушных сил СССР.
Сначала Евгению очень нравилось учиться в кадетской школе, куда он перешел в пятом классе. Но уже в восьмом, столкнувшись с конфликтами — и с одноклассниками, и с командиром роты, — он всерьез подумывал уйти. Со временем ему удалось изменить свое отношение к учебе, и уже через год его стали приводить в пример другим кадетам. В 2018 году Евгений принимал участие в церемонии возложения цветов в честь Дня прорыва блокады Ленинграда — вместе с Владимиром Путиным. В том же году он вышел на Дворцовую площадь в составе праздничного парада 9 мая.
После окончания кадетской школы Евгений хотел продолжить учебу по военной специальности, но не прошел медкомиссию. Позже он и сам изменил свое отношение к армии.
— Не поступил по здоровью. Даже документы не успел подать — просто предварительно обследовался, появилась боль в коленях. Артрит, а с ним хоть тресни — не берут, — говорит он. — Бабушка расстраивалась, но надеялась, что хотя бы высшее образование получу. Ну, это я однажды все-таки собираюсь сделать. Потом я, скажем так, переосмыслил происходящее в стране и уже совсем не хотел ни в военный вуз, ни просто в армию.
Поступать в другой вуз с низкими баллами ЕГЭ Евгений не стал. Устроился работать, а в свободное время занялся активизмом. Он присоединился к «Весне» — из-за близости взглядов: демократия, свобода. У движения не было жесткой идеологии, мнение каждого активиста имело значение. Со временем Затеев стал координатором петербургской ячейки.
Незадолго до начала уголовного преследования он работал в техподдержке интернет-провайдера «ЭлектронТелеком» и параллельно изучал языки программирования. Работа ему очень нравилась. Когда Басманный суд назначил ему запрет определенных действий, компания не уволила его — предложила должность, которая не нарушала бы условий меры. Единственным обидным ограничением стало невозможность повышения. Отметим, что именно «ЭлектронТелеком» издание «Важные истории» недавно безосновательно обвинило в сотрудничестве с ФСБ и, как следствие, намекнуло, что его бывший владелец Владимир Веденеев помогает Телеграму сливать данные спецслужбам.
Евгений понимал, что дело может закончиться реальным сроком, но продолжал оставаться в России. Он надеялся на лучшее и не видел смысла уезжать только потому, что «в стране бардак». Боялся, что больше не увидит родных, поэтому и не нарушал меру пресечения — даже после того, как с него сняли браслет.
— Я догадывался, что это только начало. Ну не могут они так просто отстать от человека. Но спустя месяца три тревога начала отпускать — начал надеяться на что-то вроде штрафа, условного, исправительных работ. До сентября. Тридцатого числа прокуратура подала иск о признании «Весны» экстремистской организацией. А 24 сентября у меня прошел такой "предупредительный" обыск, — рассказывает он. — С 30 сентября 2022 года стало понятно: обвинения по экстремизму — вопрос времени. Я думал, что это просто будет дополнительная статья в рамках одного дела, но по УПК так нельзя. Поэтому — обыски, формально новое дело. С тех пор я просто ждал, чем все это закончится. Надежда ушла, остался страх. Хотя хватка внешне ослабевала — дважды смягчали запрет на выход: сначала был с 20:00 до 08:00, стал с 22:00 до 07:00. А с 9 января по 3 апреля 2023 браслета у меня вообще не было — перераспределили.
В начале 2024 года, когда Затеев уже был в СИЗО, умерла его бабушка — Наталья Вениаминовна. У нее был рак легких. Евгению было тяжело пережить утрату — в письмах друзьям он отвечал сухо, не находя слов, чтобы выразить чувства. По его словам, бабушка начала сдавать вскоре после его ареста. Сначала она была в шоке, ее вера в государство дала трещину, но позже она стала считать, что уголовное преследование внука — это «перегибы на местах», и отказывалась даже думать о худшем исходе. Наталья Вениаминовна верила, что все закончится хорошо.
Согласно правилам, о смерти близких обвиняемых в СИЗО должны уведомлять незамедлительно. Но трагическую новость Затеев узнал из письма от Лины.
— Это как будто что-то в тебе тоже умирает. Письмо, где сообщили о смерти бабушки, я получил 20 января, а не стало ее 16-го. Тогда я сидел с парнем, которого обвиняли в диверсии и госизмене. Их трое: два брата-близнеца и третий — друг одного из них. Моего соседа звали Матвей, брата — Тимофей, друга — Юра. И только Матвей был в камере, хотя рассчитана она была на четверых. Нас с ним перевели туда из двушки как раз 16-го. Матвей не сказал ничего. Даже «соболезную» не сказал. И за это ему большое спасибо. Иногда молчание лучше любых слов. Честно, я много думал об этом дне. Потому что 77 лет — это такой возраст, когда всё может случиться в любой момент, — говорит он.
А спустя четыре месяца не стало и его мамы. Оксана умерла из-за цирроза печени. Евгения не отпустили из СИЗО ни на похороны бабушки, ни на похороны мамы. После ареста сына она тяжело переживала происходящее. Писем сыну не писала — могла передать пару строк через Вениамина. Евгений созванивался с мамой раз в неделю-две. Незадолго до её смерти он звонил домой.
— 24 мая адвокат сообщил мне об уходе мамы. Её не стало 22-го. В этот раз ничего не предвещало. 19-го я с ней общался. Правда, кратко — я звонил отца с юбилеем поздравить: 15-го числа ему исполнилось 50. Но в целом, всё было как обычно. У неё были проблемы со здоровьем, в том разговоре она тоже упоминала, что ей нехорошо. Однако говорила, что все нормально, — рассказывает он. — А через четыре дня у нее остановилось сердце. Конечно, всех подробностей я не знаю — кто же мне их сообщит, чтобы еще больше травмировать? Надеюсь, она не мучилась долго…
Группа поддержки открыла сбор на похороны, а всю организацию взял на себя его двоюродный брат Вениамин. В общей сложности собрали более 700 тысяч рублей, из которых около 130 тысяч потратили на обе церемонии прощания. Остальные деньги отложили на передачи в СИЗО для Затеева.
Со временем стало немного легче. Евгению помогли письма со словами поддержки, вера и его сокамерники, которые старались поддерживать.
— Тяжело, долго, но я научился жить дальше. Ради них. Теперь вариантов нет. Как-то мне приснилась бабушка, а вокруг было светло, тепло и очень-очень хорошо. Что мог значить этот сон? Не знаю. Но хочется верить, что у нее все хорошо. И у мамы. И что они воссоединились с моей тётей Надеждой, которой не стало в 2017 году.
Спустя девять месяцев после ареста Евгений признал вину и дал показания на уехавших участников движения. Однако в ноябре 2024 года на одном из судебных заседаний он отказался от признания вины. Среди причин своего признания он называет «усталость» и «желание вернуться домой к родным». Все это время после признания он сомневался, правильно ли поступил, а последней каплей стал обмен политзаключенными в августе 2024 года.
– Я заявляю о том, что это самооговор. Ни больше, ни меньше. Я очень хотел вернуться к бабуле и маме, но вернусь к их праху. Праху, который некогда был самыми дорогими мне людьми, учившими меня честности, мужеству и стойкости. А я сдался, думал облегчить свою участь, но не подумал о других. Я предал не только себя, свои ценности и веру очень многих людей — я предал и их. И мне невероятно больно. Их больше нет здесь, в этом мире, однако они там, где им хорошо, бесконечно лучше, чем здесь. А мне тут остается лишь попытка исправить свои ошибки, и я надеюсь, что право на это у меня ещё есть, – пишет в своей исповеди Евгений.
Позицию обвинения он не понимает. Какие-то конкретные действия в составе экстремистского сообщества ему не вменяются, целей насильственной смены власти у него не было, а посты, опубликованные в канале движения, которые ему инкриминируются, Затеев не публиковал. Из материалов дела непонятно, когда именно было создано движение «Весна», а обвинение в реабилитации нацизма вызывает у него глубокое отвращение — как у кадета и правнука участников Великой Отечественной войны.
– Взяли патриотическое движение с политическими целями и сделали экстремистами. По обвинительному заключению непонятно, когда создано это самое экстремистское сообщество — 19.12.2021, когда манифест выложили, или после 24.02.2022, то есть после начала войны? Если 19.12, то как мы могли создать его с целью совершения преступлений экстремистской направленности, когда статьи 207.3 еще даже не было? Да даже если 24.02, то о фейках речи не шло. Как верно отметила моя защитница, Анастасия Владимировна, почему нас привлекают за призывы упразднить центр "Э", но никто не был привлечен за ликвидацию ФСКН (Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков) и Высшего арбитражного суда? То есть призывать что-то упразднять нельзя, а упразднять можно, – говорит он. – К войне относились, как в каждой семье, где есть ветераны. Или были. Нет, застолий мы не устраивали, но в целом День Победы был тем самым праздником «со слезами на глазах». Никогда, ни до начала войны с Украиной, ни после — не относился к 9 мая пренебрежительно. Моя бабушка — дочь офицера, я и сестра — кадеты.
За два года в СИЗО у Евгения упало зрение и появились проблемы с зубами — у него флюс верхней челюсти на передних зубах. Он очень долго пытался попасть к стоматологу, а когда попал, его расстроили. В условиях изолятора помочь ничем не могут — только удалить больные зубы и поставить на их место коронки.
Лина и Евгений понимают, что срок будет не только реальным, но и немаленьким. Они сходятся на восьми годах лишения свободы. Барабаш изматывает рутина — постоянные передачи, очереди в изолятор и свидания через стекло. У неё нет надежды на лучшее, осталась только злость.
– Я не могу сказать, что у меня осталась надежда на лучшее. Ты просто ждешь и пытаешься сделать все возможное. По факту ты злишься, потому что очень мало чем можешь помочь. Ты можешь сделать условия заключения сносными, можешь получить разрешение на звонки и писать письма. Ты можешь показывать человеку, что он не один, но вытащить его оттуда не можешь. Никакие из твоих действий, к сожалению, не помогут вытащить его из тюрьмы в эту секунду. И это ощущение беспомощности за последние три года никуда не делось, оно очень бьет по психике, – рассказывает Лина. – На Женю злость в меньшей степени. Конечно, я могу поворчать на него, но по факту злость на всю эту ситуацию. Люди нашего возраста не должны через это проходить и с этим сталкиваться. Они должны жить нормальной жизнью, работать и радоваться.
Евгения Затеева в заключении поддерживают не только жена, семья и вера в Бога, но и письма от совсем не знакомых ему людей. В них они рассказывают свои истории и показывают фото из разных уголков мира. Он благодарен всем, кто поддерживает его, ходит на суды и пишет письма.
За 23 месяца заключения молодой человек много думал о том, что бы он изменил, если бы можно было вернуться назад, и честно отвечает, что не знает. «Саморефлексия — это и отличный инструмент, и проклятье», — признается он. Евгений старается не жалеть о своих решениях, а после выхода из колонии планирует создать семью, стать отцом и получить высшее образование, но пока не выбрал направление. Его очень расстраивает, что в СИЗО не развита система заочного обучения, из-за чего пропадает много свободного времени, которое он мог бы потратить на учебу и выйти из колонии дипломированным специалистом.
— В конце я хотел бы сказать спасибо Олегу Орлову. Именно его слова помогли мне окончательно вернуться к себе. Я дословно их не очень хорошо помню — «если ты идешь и чувствуешь страх, то, может, это не твой путь? Иди, не боясь, чудовище тебя не тронет». После этого я понял, что на пути признания вины я постоянно боялся и сомневался. А теперь чувствую, что делаю все правильно, — говорит Затеев. — Конечно, я хочу домой, комфорта, возможность ходить в душ чаще, чем раз в неделю. Однако счастье не в этом, на мой взгляд. Если ты чувствуешь, что все на своих местах, что пазл сложился и ты будешь хорошо себя чувствовать в любой ситуации, чем бы она ни кончилась, — вот оно, счастье. Мне кажется, я близок к нему.
Ольга Орлова.
