В четверг, 13 июня, суд закрыл процесс по делу режиссерки Евгении Беркович и драматурга Светланы Петрийчук. Их обвиняют в оправдании терроризма из-за спектакля «Финист ясный сокол». Причиной перевести рассмотрение в закрытый режим стали комментарии к постам защитников, освещавших процесс в телеграм-канале. Зачем вообще в России закрывают суды и как это сказывается на положении адвокатов? Об этом «Слову защиты» рассказал адвокат Тимур Филиппов, который сам не раз участвовал в процессах «за закрытыми дверями».
Закон устанавливает четкий перечень оснований, по которым судья может закрыть процесс. Их всего пять:
- для защиты государственной тайны;
- для защиты интересов несовершеннолетних;
- для защиты безопасности участников процесса;
- для охраны общественного порядка;
- для охраны нравственности и частной жизни.
Совсем другое дело, как эту норму используют в реальной жизни. И здесь все очень индивидуально. Например, бывают дела, не связанные с политикой, где суд просит прокурора или даже адвоката выйти с ходатайством о закрытии процесса. Например, когда это многотомное экономическое дело со сложными финансово-экономическими экспертизами. В идеале защита и прокурор могут все эти документы изучать, просить исследовать любую их часть. Но суды хронически перегружены и этого не хотят. Вот и просят закрыть процесс, чтобы там за закрытыми дверьми «срезать углы».
К примеру, договариваются со сторонами — давайте, мол, считать этот документ оглашенным — чтобы не тратить время на его чтение в заседании. Участники соглашаются и переходят к разговору по существу. А в протоколе отражается, что экспертизу зачитывали вслух.
Я сам много раз с этим сталкивался, например, когда защищал женщину, которую обвиняли в хищении денег пенсионного фонда. В этом деле все было очень хорошо доказано, линии защиты оставалось лишь признанать вину. Судья предложил выйти с ходатайством о закрытии процесса, чтобы ускорить рассмотрение.
Мы не возражали, потому что нас интересовал результат, то есть наказание. Мы бы вышли в особый порядок (когда подсудимый не спорит с обвинением, разбирательство проходит в упрощенном режиме и суд не может назначить более ⅔ от максимального наказания — прим. «СЗ»), если бы статья это позволяла.
Так это и работает в неполитических делах: закрытие процесса зачастую форма особого порядка. Зачем допрашивать 25 свидетелей по несколько часов, если в итоге человек все равно признает вину? Часто такое поведение защиты вызывает лояльное отношение суда при назначении наказания, а еще чаще условием.
Я бывал в подобных ситуациях. Судьи мне предлагали: давайте мы, мол, закроем процесс, быстро его прогоним, а я вам минимальную «условочку» и домой.
Если доверитель согласен, то в ряде случаев это разумное поведение. Ведь задача адвоката максимально смягчить удар, чтобы человек получил минимальное наказание. Особенно это привлекательно, если практика говорит, что по таким делам дают реальные сроки.
Но совсем другое дело, когда этот инструмент используют в политических процессах. Не секрет зачем — чтобы снизить степень и уровень внимания к делу. В противном случае каждый допрос свидетеля потом изучается под микроскопом в СМИ. Люди это читают, они могут оценивать, что дело рассматривается несправедливо, что свидетели говорят одно, а гособвинитель переворачивает их слова, чтобы сказать совершенно другое. Хотя, по-хорошему, ему вообще давно пора отказаться от обвинения.
Всего этого власти могут избежать. Закрывают процесс, и начинается процессуальная жесть: судья уже покрикивает на сторону защиты, не рассматривает ее ходатайства, начинает откровенно нарушать уголовно-процессуальный закон и права подсудимого.
Зачастую это делается, чтобы «призвать защиту к порядку», проще говоря, чтобы адвокат сидел и не вякал. В противном случае начинаются угрозы в адрес защитника, что мы вот сейчас на вас представление в палату напишем, вас лишат статуса и так далее, и так далее…
Закрытие процесса также означает запрет на использование аудио- и видео- фиксации заседания. Обычно на это даже разрешения не требуется: адвокат по умолчанию включает диктофон и все это пишет. Если же процесс закрыт, то адвокат не имеет права этого делать. Это бесконечно утяжеляет работу защите по фиксации происходящего в суде. Поэтому защитника могут перебивать, делать ему бесконечные замечания, не реагировать на его реплики.
У меня была в таком процессе ситуация, когда прокурор не давал допрашивать свидетеля, постоянно его перебивал, формулировал за него. А потом читаешь протокол… а там все идеально. Благо что секретари — будущие судьи — уже умеют фальсифицировать материалы дела.
Все это, конечно, незаконно… Даже Верховный суд разъяснял, что для проведения закрытого судебного заседания должны быть конкретные доказательства о наличии угроз. И сами угрозы должны быть прямыми и недвусмысленными.
В случае Беркович это притянуто за уши. Прокуроры и судьи подменяют понятия. Угрозой они называют негативную оценку. Например, написали: «прокурор негодяй, который нарушает закон». Это оценочное суждение. Угроза — это когда пишут, что «завтра кислотой оболью или голову в подъезде проломлю».
К сожалению, этот инструмент уже давным давно освоен нашими судами наряду с удалением защитника. Любой судья всегда знает, что у него есть две палочки-выручалочки: если ему не нравится защитник, он может его выгнать из процесса, если мешает публичность, то закрыть процесс.
Я думаю, что это все будет нарастать, тем более, что такое поведение судов вполне в традициях отечественного правосудия. Увы, мы можем наблюдать тенденцию к возвращению советского суда во всех его негативных смыслах…
