В декабре «Слово защите» обсуждало тему прав детей в России с адвокатом Надеждой Швырёвой. Она защищает детей, пострадавших от собственных родителей.
Мы решили продолжить эту тему, но в этот раз пообщались с юристом, защищающим права несовершеннолетних от посягательств со стороны государства.
О избиениях и сексуализированном насилии в детских домах, закрытости системы и о мужчине, который пошёл на СВО после психологической травмы пережитой в детском саду — в интервью «Слову защите» рассказывает Ольга Садовская из «Команды против пыток».
Где государство чаще всего посягает на права детей?
Чаще всего мы участвуем в делах, где дети страдают от насилия в учебных, дошкольных и воспитательных учреждениях — например, в школах, кадетских училищах и даже детских садах – да, там тоже пытают малышей! Чаще всего, насилие исходит от учителей или воспитателей.
Есть и много кейсов, в которых источником насилия является полиция. Она в отличие от учебных заведений, как правило, не применяет физическое насилие к детям. Но делает детей очевидцами насилия, применяемого к их родителям или другим взрослым – например, опекунам. Это тоже влечет за собой тяжелую травматизацию.
Нами даже был создан прецедент в Европейском суде по правам человека, который признал, что, когда ребенок наблюдает за пыткой его родителя, это тоже пытка. К сожалению, обычно никто с этим не считается.
В чем наибольшие сложности для правозащитника в подобных делах?
Закрытость нашей системы. Есть, например, такая категория дел – насилие над детьми в закрытых учреждениях: детских домах, психоневрологических интернатах. Она всегда была и остаётся максимально умалчиваемой. По многим причинам.
Во-первых, в такие учреждения практически невозможно попасть извне, чтобы собрать информацию. Если государственная институция поймет, что вы собираете какую-то компрометирующую информацию, вам моментально закроют дорогу в учреждение. Во-вторых, опекуном многих этих детей является государство – то есть актор, применяющий насилие.
Естественно, никто на себя жаловаться себе не будет. В-третьих, даже в тех случаях, когда у детей, оказавшихся в этих учреждениях, есть официальные опекуны извне, их заинтересованность в защите прав своего ребенка очень низкая. Иначе почему этот ребенок в принципе туда попал, а не растет или реабилитируется дома в семье?
С чем именно сталкиваются дети?
Чаще всего избиения и сексуализированное насилие.
Чаще старшие дети применяют сексуализированное насилие к более младшим или более слабым. Принцип тут как в тюрьме: администрация обязана защитить от насилия «сокамерников» и не поощрять это. Но часто это просто пытаются не замечать.
Как же тогда добиваться справедливости в таких делах?
Это почти как подковать блоху. Добиться справедливости в таких кейсах возможно только при большом сочетании факторов.
Это бывает, когда насилие применялось к ребенку незадолго до его или её совершеннолетия. А ребенок уже покинул стены учреждения и дееспособен для того, чтобы принимать правовые решения. Разумеется, у него должны быть какие-то подтверждения совершенного против него преступления. Например, повреждения, которые можно зафиксировать, провести экспертизы. Или если его память о событиях еще свежа и он может изложить обстоятельства получения травм, а также указать на возможных свидетелей. При этом выпускник еще должен быть социально адаптирован, чтобы понимать, что это преступление, что он имеет право на защиту и знает, где ее искать.
К сожалению, вероятность в реальности столкнуться с таким сочетанием факторов стремится к нулю.
Но есть ли хотя бы тенденции к гуманизации системы?
Я склонна считать, что если система не открывается и остается такой же закрытой, то вряд ли это может свидетельствовать о каком-то улучшении. Вы вряд ли найдете хоть одну историю усыновления ребёнка старше года, где приемная семья не расхлебывала бы последствия пребывания ребенка в детдоме. У меня много знакомых семей с приемными детьми, и я не только не могу сказать, что нет не травмированных – более того, дети тяжело травмированы.
Возможно, у детей в таких учреждениях стали лучше одежда, питание и появились гаджеты. Но жестокость этой среды никуда не делась. И не денется, пока эта система не откроется. А тенденций к этому я не вижу.
Государство вроде бы часто говорит о правах детей, отдаёт им приоритет. Может быть, хотя бы с правами детей у нас всё более позитивно если сравнивать с общим фоном?
Ситуация с правами детей в России от общей ситуации в мире отличается так же, как и ситуация с правами человека в целом отличается. Гораздо хуже, чем в развитых цивилизованных странах, но в мире есть много стран, где ситуация с правами человека еще хуже, чем у нас.
Если имеется в виду, как ситуация с правами детей в России соотносится вообще с верховенством права в стране, то тут примерно одинаково. У нас пренебрегают разными правами человека, и в том числе правами ребенка – когда он сталкивается с государственным насилием, подчеркну. Насчет других аспектов я говорить не могу, так как не обладаю информацией. С точки зрения обывательской и как мама, в целом, могу сказать, что у нас система защиты материнства и детства в какой-то мере устроена более лояльно, но это уже вопрос социальных прав.
Кажется, что масштаб пыток взрослых в России в последнее время только растёт. Эта тенденция касается и детей?
Два года назад мы публиковали наше исследование, в котором говорилось о том, что после получения заявления о пытках в 79% следственные органы отказывают в возбуждении уголовного дела. Соответственно, эти случаи не отображаются в статистике. При этом мы считали не рандомные дела, а те, в которых уже на момент подачи заявления мы видели признаки насилия.
Вернемся к официальной статистике. По ней за год количество преступлений против детей колеблется в районе 100 000. Если мы посмотрим, как эти преступления распределяются по категориям, то там в принципе отсутствует категория «пытки» (в целом мы тут должны говорить о ст. 286 УК РФ старой или новой редакции в зависимости от года).
Это значит, что количество таких зарегистрированных преступлений колеблется на уровне ниже статистической погрешности. Но в детских домах и психоневрологических интернатах находится примерно 60-70 тысяч детей. Я очень сомневаюсь, что хотя бы половине из них удалось миновать насилия за свою жизнь там. Но мы нигде не видим данных об этом. И пока система будет закрыта – не увидим.
Помимо государства есть родители. Где им всё-таки удаётся защищать права своих детей, столкнувшихся с государственным насилием?
Серьёзная проблема – это отношение к ребенку в обществе и в семье не как к равному. И из этого вытекает нежелание его семьи защищать его права.
Мы часто сталкиваемся с тем, что ребенка, например, избил учитель или воспитатель. Ребенок все рассказал, есть свидетели избиения или даже видео, есть последствия у ребенка – психологические или физические – но семья предпочитает сделать вид, что этого не было. И всё. Такое дело никогда не появится в статистике. Кроме того, следственные органы в целом очень неохотно возбуждают уголовные дела, которые касаются применения насилия представителями государства.
У нас был один случай, о котором мы даже отдельно рассказали в выпуске нашего подкаста. Ребёнок который посещал обычный муниципальный детский сад в одном из районов Санкт-Петербурга, столкнулся там с насилием со стороны молодой воспитательницы. Она наказывала детей, которые отказывались спать во время тихого часа, тем, что закрывала их в кладовке или туалете. И ребенок один сидел там долгое время с выключенным светом и бегающими крысами. Она оскорбляла детей, могла ударить – в общем, всячески превышала свои полномочия.
Это сильно повлияло на психику этого мальчика. Позже у него диагностировали ПТСР. В детском саду велось разбирательство, туда приезжали чиновники из РОНО. Долгое время не удавалось доказать вину этой воспитательницы, дело пытались замять. Кроме того, её не могли судить за превышение должностных полномочий, потому что по российским законам она, будучи воспитательницей, не являлась должностным лицом. Но потом нашлись свидетели, и ей всё-таки пришлось признавать факт пыток по отношению к детям.
К сожалению, когда все необходимые доказательства были собраны, дело прекратили из-за окончания сроков давности.
То есть она так и осталась безнаказанной?
Мама пострадавшего мальчика не остановилась на этом. Она подала жалобу в Европейский суд по права человека. Хотя шансов на успех было совсем немного. В итоге, ей удалось создать прецедент о пытках ребенка в детском саду. ЕСПЧ признал российское законодательство в этом отношении несовершенным и присудил мальчику компенсацию, которую государство ему выплатило.
Но сам факт пережитого в детском саду насилия оставил след на его психике. Он был очень пугливым, замкнутым в детстве и подростковом возрасте. Его мама рассказывала, что ему очень хотелось доказать другим, что он смелый человек, что он может постоять за других. Некоторое время назад он ушёл на СВО.
Сложно сказать, связано ли это его решение с пережитым в детстве насилием. Но такая вот история.
