В прошлом году в России утвердили Стратегию комплексной безопасности детей. Одна из приоритетных задач в ней — защита подрастающего поколения от «тлетворного влияния западных ценностей». Одновременно с этим ООН обвиняет Россию в нарушении прав украинских детей, а МУС выписывает ордер на арест уполномоченного по правам ребенка Марии Львовой-Беловой.
Какова реальная ситуация с правами детей в России? Мы решили обсудить это с адвокатом в сфере защиты прав детства Надеждой Швырёвой. Она считает, что на Западе власти излишне вмешиваются в дела семей, а в России — наоборот, не хотят брать на себя ответственность.
О семейном киднеппинге, домашнем насилии, ювенальной юстиции, и о том, почему она поддерживает запрет на усыновление российских сирот в западные страны — в интервью «Слову защите».
— Сегодня на фоне государственной повестки о «защите традиционных ценностей» блюстители этих самых ценностей часто пугают россиян «ювенальной юстицией». А что это на самом деле такое?
Мало кто понимает, что значит этот термин. На самом деле, «ювенальная юстиция» – это просто законодательное регулирование в сфере детства. «Ювенальный» — от латинского слова «juvenalis», то есть «юношеский». И эта система может приносить пользу или вред — вопрос в её наполнении.
Людей пугают историями, которые существуют за рубежом. В некоторых странах система государственных органов слишком сильно вмешивается в семейные дела. Есть примеры, когда у украинских беженцев забирали детей из-за жалоб принимающих семьи на то, что родители не следят за ребенком как следует. Подобных случаев было довольно много в Германии. Во Франции у вас могут забрать ребенка из-за того, что он пару недель занятий в школе пропустил, например. Или вас могут наказать за то, что вы оставили ребенка дома одного.
В России госорганы на такие вещи в определенной степени закрывают глаза. Думаю, это правильно.
— А в чем проблемы нашего ювенального законодательства?
Самое страшное, что на законодательном уровне у нас отсутствуют понятия «эмоциональное насилие», «домашнее насилие», «психологический вред» личности.
Бывает, что один родитель похищает ребенка у другого, не позволяет ему общаться со вторым родителем и т.д. И родителя не наказывают именно за вред, причиненный психике ребенка.
Наши законодатели, с одной стороны, занимают очень взвешенную позицию невмешательства в дела семьи, а с другой стороны, это невмешательство зачастую выглядит как попустительство. Когда мы найдем тонкую грань между первым и вторым, наверное, тогда мы сможем говорить о том, что права детей у нас в стране защищены достаточно.
— То есть наиболее уязвимы права детей именно внутри семьи?
Родители не то чтобы посягают на эти права. Скорее, родители иногда их игнорируют. Государство на всех уровнях старается права детей защитить за исключением, как я уже говорила, вопросов, связанных с насилием в семье. И если физическое насилие встречает порицание, то психологическое насилие таковым не считается.
В том числе закрываются глаза на похищение детей одним из родителей. К сожалению, иногда детей от чужих взрослых получается защитить проще, чем от родителей.
Я приведу пример из моей практики. Девятилетний ребенок уже дважды в жизни переживал похищение отцом. У ребенка аутизм. Опыт, который он пережил, привел к ухудшению его эмоционального состояния и к ухудшению его зрения. Суд установил, что пока ребенок находился с отцом, он не получал должного лечения. Кроме того, папа почти не платил алименты. То есть существуют серьезные основания для того, чтобы ограничить его в родительских правах. Но ни прокуратура, ни органы опеки, ни суд не усмотрели для этого оснований.
Судебная система, к сожалению, не хочет брать на себя ответственность за принятие непопулярных, но реально защищающих детей решений. Более того, она не понимает, что вот такими «полумерами» она порождает безнаказанность у родителей.
Что касается институтов социализации, на мой взгляд, когда школа перешла в разряд организаций, оказывающих образовательные услуги, она перестала нести ту функцию, которую она нанесла в советский период. Можно долго ругать советскую школу, но тем не менее качество образования и качество отношений учеников с преподавателями было на порядок выше. Может быть, я скажу не то, что вы ожидаете услышать, но сейчас, когда мы слишком много думаем о правах учеников, мы забываем о правах учителей. Проблемы есть и с тем, и с другим.
— Вы специализируетесь на киднеппинге (воровство детей одним из родителей — прим. ред). Каковы масштабы этой проблемы в России?
В 2017-2018 годах, когда я впервые сталкивалась с такими случаями, они были единичными. Кажется, что сейчас масштаб этой проблемы вырос. Возможно, мои ощущения связаны с тем, что с тех пор я стала заниматься этой проблемой очень активно. К сожалению, на законодательном уровне у нас в стране в таких действиях одного из родителей до сих пор нет состава преступления. Воровство детей не криминализировано.
У нас нет нормальной системы исполнения судебных решений по подобным делам. Существует огромное количество уловок для одного из родителей, которые позволяют не исполнять эти решения. В этой части в России есть глобальная проблема. И здесь нужно менять законодательство как раз в сторону увеличения полномочий органов, исполняющих судебные акты.
— А что происходит с правами сирот в детских домах?
Мой опыт здесь не широк, но совсем недавно я занималась кейсом, связанным с усыновлением ребенка из детского дома. Моя доверительница шесть лет боролась за то, чтобы ей отдали девочку под опеку. Началось все с того, что она забрала двух девочек из детдома. Позже оказалось, что детский дом и органы опеки не предоставили ей информацию о том, что одна из девочек психически нездорова. Эта девочка себя расцарапывала, кидалась на других людей. В общем, ее направили в психиатрическую больницу. Женщина поняла, что в такой ситуации она не вывезет воспитание этой девочки. Она отказалась от опекунства этой девочки. Но тогда у нее забрали опекунство и над второй девочкой. Причем сделали это довольно подло. Сказали девочке, мол, «мама от тебя отказалась». Им даже запретили общаться. При этом у девочки ДЦП. А благодаря усилиям приемной матери, она начала ходить. Дальше начались шесть лет бесконечной борьбы за опекунство. И только благодаря помощи одного из депутатов Госдумы, который держал ситуацию на контроле, и кассационной инстанции мы смогли вернуть ребенка.
Я считаю, что это был вопиющий случай, в котором система опеки дала существенный сбой. К сожалению, поскольку судебные заседания проходили в закрытом режиме, я не вправе рассказывать о чем говорили сотрудники опеки. Не дай бог кому-то когда-то соприкоснуться с этой системой. Всё, что они делали, – это пытались не дать ребенку обрести семью.
Думаю, этот интернат в маленьком городке в Смоленской области создаёт рабочие места для довольно значительной части жителей. И финансирование, которое предоставляется для защиты детей и сирот, используется для того, чтобы создавать в том числе рабочие места. Поэтому мне кажется, что, во-первых, там был имущественный интерес сотрудников. А во-вторых, наверное, люди, которые постоянно работают в стрессовых условиях с такими детьми, теряют чувствительность.
Представители опеки нам говорили, мол, что «если бы вы не пытались девочку забрать, прекрасно бы она жила себе в детском доме». То есть для них жизнь в детском доме может быть прекрасной. В моем понимании, любой детский дом, каким бы хорошим он ни был, не может заменить ребенку индивидуальной любви, тепла и ласки, которые он получает в семье.
— А что в итоге стало со второй девочкой?
К сожалению, она осталась в детском доме. Прошел уже год. Я знаю, что на прошлой неделе эта девочка всё ещё лежала в психиатрической больнице.
— Как изменилось право в отношении детей после 24.02.2022 года?
После начала СВО все законодательные процессы в нашей стране изменились в отношении недружественных государств, в том числе тех, в которых, разрешена смена пола или однополые браки. Я поддерживаю политику нашего государства в плане того, чтобы не отдавать на усыновление детей в такие страны. Считаю, что в детском возрасте, когда человек ещё формируется, ему рано принимать решения, касающиеся своего пола. Когда вырастет — тогда путь решает, что делать со своим телом.
При этом я считаю, что и у нас в стране есть огромное количество разных перегибов и абсурда. Например, когда дети радугу рисуют, и кто-то начинает бить тревогу, что это символ ЛГБТ (В России «ЛГБТ» признана признана экстремисткой организацией — прим. ред).
Такие случаи, к сожалению, тоже нередки. Я бы рекомендовала нашим чиновникам обратить взгляд на вопросы насилия над детьми, похищения детей родителями. Все остальное, у нас и так в порядке.
— А что касается отрицательных моментов?
Отсутствие связи России с международными правовыми организациями во многом усложнило ситуацию с защитой прав детей. Мы вышли из Совета Европы. Европейский суд по правам человека больше не является доступным инструментом для граждан. Он и раньше-то не был действенным инструментом, потому что средний срок прохождения жалобы в ЕСПЧ был от трёх до 11 лет. Но, тем не менее, кейсы, которые туда попадали, хотя бы могли влиять на судебную практику внутри системы в России. Мне искренне жаль, что остановилось сотрудничество по линии Интерпола во многих аспектах. Слава богу, всё ещё действует Гаагская конвенция о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей. Но мне видится, её применение потихоньку становится всё более политизированным. Многое теперь зависит от того, необходим ли возврат ребёнка [при похищении] в дружественную нам страну, либо в недружественную.
На самом деле, это катастрофа. Есть вещи, которые не могут и не должны быть политизированы. На мой взгляд, здесь позиция Российской Федерации является более взвешенной по сравнению с позицией, которую формулируют некоторые западные страны.
Например, и США, и РФ являются участниками этой конвенции. Но США не признают Российскую Федерацию как участника этой конвенции, и плевать они хотели на российское законодательство.
Поэтому возвращать детей из США — например, когда один из родителей незаконно увозит их туда, — гораздо сложнее. Это работает и в обратную сторону — из России вернуть детей в другую страну тоже стало сложнее. Когда международное взаимодействие отсутствует, мы попадаем в механизм использования внутреннего права, как в России, так и в других государствах. Страдают от этого дети. Если уж родители выбирают для себя незаконный способ решения вопросов, важно, чтобы государство, в котором они находятся, не поощряло их незаконные действия своим нежеланием сотрудничать с другой страной.
— Вы уже сказали о проблемах, с которыми сталкиваются родители и дети из Украины в некоторых европейских странах. А как обстоят дела в России?
У меня нет статистики по этому поводу. Думаю, одна из главных проблем, которая может мешать соблюдению их прав в должной мере, связана с их юридическим статусом в стране, бумажной волокитой, бюрократией.
При этом таким детям нужна немедленная психологическая помощь. Я видела детей, которые пережили обстрелы, находясь на Донбассе, когда там начинался конфликт в 2014 году. Я сама перевозила беженцев оттуда. Я не думаю, что эти дети, чем-то отличаются от детей в Сирии, от детей в Пакистане, от детей из любой другой горячей точки, где идут боевые действия.
Но при этом, когда детей, которые находились в зоне СВО частично вывезли от боевых действий на территорию РФ, нашу уполномоченную по правам детей как только ни полоскали на Западе. А потом оказалось, что эти дети нашлись в Германии. Многие на Западе не видят разницы между спасением и похищением.
Прим. ред. Как пояснила Надежда Швырёва, речь идёт о более чем 160 детях, которые, как считалось, были вывезены в Россию, но позже нашлись в Германии. Об этом в апреле 2024 года сообщили представители украинского и немецкого МВД. Полиция Германии заявила, что эти дети приехали в страну вместе с родителями.
В июне 2022 года Межведомственные координационный штаб РФ по гуманитарному реагированию утверждал, что российская сторона вывезла из Украины 307 423 ребенка. В марте 2023 года Международный уголовный суд выдал ордер на арест уполномоченной по правам ребенка в РФ Марии Львовой-Беловой. Её обвиняют в «незаконной депортации детей с территорий Украины, занятых российскими силами с 24 февраля 2022 года».