В недавней истории с математиком Леонидом Кацем я обратила внимание на, в общем-то, рядовую деталь – на фоне нескольких сообщений о том, что Каца пытали до тех пор, пока он не подписал чистые листы бумаги, появилось заявление адвоката, опровергающее эту информацию.
Могли ли его пытать? Безусловно. Может ли адвокат пытаться эту информацию скрыть? Конечно. Может ли быть так, что изначальные источники из самых высоких побуждений нагнетают ситуацию? Тоже может быть.
Коллег-журналистов часто призывают ничего не писать о тех, кому предъявили политическую статью, особенно госизмену. Аргумент – прессе надо хайпануть, а человеку можно только навредить.
Достаточно часто такой призыв исходит от адвокатов. Я поговорила с несколькими, работающими или работавшими в России по политически мотивированным делам. Имен по просьбам собеседников не называю, но за каждым ответом стоит конкретная фигура конкретного адвоката. Необходимо отметить, что у советских адвокатов при защите политических было меньше проблем с властью, нежели у современных российских: в 1981 возбудили уголовное дело против Софьи Каллистратовой по статье, аналогичной дискредитации и фейкам. Дело тянулось три года, но ее не арестовали. Дину Каминскую лишили допуска к политическим делам в 1971, а в 1977 выдавили в эмиграцию. Бориса Золотухина исключили из коллегии адвокатов и из КПСС. Сегодня же адвокаты уже сами садятся за свою профессиональную деятельность.
Фото: Иван Петров / semnasem.org
Но вернемся к информации о пытках.
Итак, кому верить?
– Нам, – четко говорят все мои собеседники. – Если адвокат не по назначению, то именно мы взвешиваем риски.
– Существует ли ситуация, когда подопечного бьют, но говорить об этом не надо?
– Например, такая. На моего подзащитного берут и заводят еще одно уголовное дело – за сопротивление полиции. Дескать, вступил в драку с полицейскими, и в процессе задержания или прекращения драки получил травмы.
– То есть, человек, попавший в эти жернова, полностью беззащитен, и огласка может только ухудшить ситуацию?
– В общем, да.
– А прекратить пытки можно?
– Механизма на этот счет реально не существует. Просьбами, мольбами, жалобами удается добиться, скажем, передачи лекарств: отсутствие медикаментов – это тоже пытка. Я и мои коллеги, ты знаешь, не отрабатываем часы. Мы честно воюем за наших подопечных. И тем не менее я не помню, чтобы за последнее время огласка дала результат.
– Вспомни дело «Сети». Питерские ОНКшницы Яна Теплицкая и Катя Косаревская у каждого, кого они видели, зафиксировали множественные следы пыток. Адвокаты фиксировали. Никакой реакции. Это происходит с ведома государства. Один, не помню фамилии (Игорь Шишкин – прим. «СЗ»), заключил сделку со следствием. Потому что пытать его начали прямо при задержании, превентивно. Они его взяли, хорошенько поджарили электрошокером, и он им все на свете подписал. После этого ему предлагают сделку со следствием. И один из моих коллег совершенно справедливо ему сказал: есть два варианта – отказ, борьба, все равно проигрыш и большой срок. Или сделка – свидетельство в суде по принципу «чего изволите» и минимальный срок. Ты выйти хочешь или помереть героем? А теперь представь: после всего этого начинается разговор о пытках. Парень в их полной власти. Его могут и спросить под видеозапись: тебя пытали? И у него опять два варианта – сказать «да» и получить те же пытки еще не раз, и сказать «нет», подтвердив эту чертову сделку. Парень отсидел относительно недолго, уехал из страны и только тогда рассказал, что его пытали. Но не усугубил своего положения в момент полного бесправия.
– Если ты спросишь меня, какую информацию о задержанных-арестованных-сидящих можно давать, а какую нельзя, ответ однозначный – ту, которую считают нужным транслировать сами задержанные-арестованные-сидящие. У них не всегда есть возможность объяснить свою мотивацию. Их близкие могут ошибаться, их могут дезинформировать и запугивать. И мы тоже можем иметь свои причины замалчивать те или иные факторы. Но моя задача – помочь моему подзащитному. В идеале – чтобы он перестал быть моим подзащитным и освободился. Поэтому я тоже иногда отсоветую криком кричать. Будет хуже.
– Не надо думать, что весь цивилизованный мир сразу кинется на защиту моих Пети-Васи или Маши-Даши, которые идут по этим статьям. Максимум возмутятся, а это возмущение российской Фемиде – как зайцу «здрасьте».
«Если раньше, чтобы освободить людей, была необходима широкая известность происходящего, то с какого-то момента, по мере ужесточения путинского режима, необходимо об этом как можно меньше говорить. Я об этом всегда прошу наших коллег: пожалуйста, в выборе делать себе имя на освобождении политзаключенных или облегчить условия их существования и вообще добиться результата, выбирайте второе. То есть, забудьте о желании на этом попиариться».Михаил Ходорковский, сам отсидевший десять лет, в недавнем интервью BILD на русском
Ничего нового российская власть не придумала – просто вернула в обиход сталинскую 58 статью о контрреволюционной деятельности. Две небольших оговорки – пока нет расстрельных приговоров (они знают много других способов убить) и пока нет аналога 14 пункту этой статьи «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения при прежнем режиме».
Плюс к тому – эта власть плевать хотела на свое реноме в глазах коллективного запада. Это Леонид Ильич и даже Юрий Владимирович беспокоились относительно цвета пальто. Правда, лучшим способом оставить его снежно-белым была высылка иностранных журналистов, если они что-то накопали. Но об этом в следующий раз.
Тем не менее советские диссиденты неоднократно рассказывали, что внешний мир играл роль своеобразного зонтика против репрессий.
Лариса Богораз – одна из тех, кто в 1968 году вышел на Красную площадь, протестуя против ввода советских войск в Чехословакию. Результат – 4 года ссылки в поселке Чунский Иркутской области. Она обязана была работать, но ей предлагали только физический непомерно тяжелый труд. А отказ был чреват дальнейшим преследованием. Лариса несколько раз обращалась к местному врачу со всеми своими хроническими болячками, но без толку – у врача было четкое указание от КГБ никаких резонов во внимание не принимать. Лариса сообщила об этом своей подруге – Людмиле Алексеевой. А та передала информацию американскому журналисту Анатолю Шубу (его как раз через несколько дней выслали). Шуб распространил сообщение о попытке угробить Богораз. Буквально через несколько дней Богораз вновь пошла к врачу. В поселковом медпункте принимал уже другой доктор, который без проблем выписал ей документ, препятствовавший ее работе по погрузке бревен.
Фото: jew-observer.com
Или – Ирина Гривнина, одна из членов рабочей комиссии МХГ по карательной психиатрии. Она забеременела в ссылке, что совсем не понравилось КГБ, которое собиралось найти у нее что-нибудь запрещенное и арестовать ее. Беременную сажать хлопотно. И опять не обошлось без представителей самой гуманной профессии. Врачи в местной больнице хором заявили о патологии плода и стали требовать, чтобы Гривнина сделала аборт. Информацию о давлении передали Владимиру Буковскому. А тот дал залп из тяжелых орудий. О понуждении Гривниной к аборту заговорили первая леди Франции госпожа Миттеран, вдова Мартина Лютера Кинга Лоретта и знаменитая певица Джоан Баэз. И, о чудо, больше никакой патологии не находили.
Были и случаи, когда информацию о давлении не распространили, и напрасно. Сергей Ходорович, распорядитель солженицынского фонда помощи политзаключенным, был арестован в 1983 году. Фонд помогал сотням политзеков в зоне, сотням семей на воле, особенно тем, у кого были маленькие дети. Статья была политическая, но интересовало товарищей чекистов совсем иное – где деньги лежат. То есть буквально: где они, как поступают, как распределяются. А Ходорович молчал. Били его два месяца – в пресс-хате под руководством надзирателя. Переданная с кем-то на волю записка то ли не дошла, то ли гонца заподозрили в том, что он провокатор. Огласка, может быть, и помогла бы – но не случилась. Избиения и допросы продолжались.
Фото: pavelkushnirscholarship.org
К сожалению, ни бог, ни царь и ни герой извне сегодня не в состоянии остановить руку российского фсбшника или полицейского с электрошокером. К сожалению, нет и единого рецепта – кричать о пытках, возможно, подставляя арестованного, или – молчать, оставляя его на произвол пыточного колеса…. К сожалению, даже у самых заинтересованных людей никакого действенного инструмента в руках нет. Никакие самые достойные люди уехавшей российской оппозиции не предотвратили ни убийство Навального, ни убийство Павла Кушнира. Может быть, именно поэтому кажется важным рассказать об этом. И тем не менее, давайте взвешивать риски.
