Юристка, защищающая пострадавших от домашнего и сексуализированного насилия, Татьяна Белова рассказала, как меняется подход судей к таким делам. Стереотипы об «идеальной жертве», критические ошибки пострадавших и адвокатов — и как юристы реализуют в таких делах свою мечту о справедливости — читайте в интервью.
Фото предоставлено спикером
Зачем судам определение домашнего насилия
— Что сейчас суды понимают под домашним насилием?
Чёткого определения нет. Внедрить его пытаются именно адвокаты. Мы показываем главные критерии домашнего насилия: систематичность, направленность на власть и контроль, нарастание опасности со временем. Это отличает его от побоев или конфликта между незнакомыми людьми на улице.
— Зачем судам рассматривать домашнее насилие как отдельное явление?
Во-первых, это особая уязвимость пострадавшей. Чаще всего она живёт с агрессором вместе, он обладает всей информацией о её личной жизни — а значит, и серьёзными рычагами давления.
Во-вторых, суды должны видеть это не как единичный бытовой конфликт, а как систему. Если не остановить агрессора здесь и сейчас, всё может закончиться смертью. Суд должен учитывать это, выбирая наказание для агрессора.
В-третьих, физическое насилие не происходит само по себе. Это комплекс вопросов — лишение родительских прав, определение места жительства или порядка общения с ребёнком. Всё это нужно отразить в решении. И тогда уже мы можем ссылаться на него в других процессах.
Если в решении написано, что агрессор совершал насилие на протяжении многих лет, это помогает нам в дальнейшем защищать пострадавшую. А при повторении — назначить более жёсткое наказание.
Или же дела о необходимой обороне, когда женщины защищались от агрессора и причинили ему в результате смерть. Их судят за умышленное убийство. Но если уже есть документ суда или правоохранительных органов, где подробно описано, что предшествовало этому, — это помогает доказать, что женщина оборонялась.
Так получилось в деле Ангелины Антоновой, по которому работал Консорциум женских неправительственных объединений.
СПРАВКА: Консорциум женских неправительственных объединений — оказывает бесплатную юридическую помощь пострадавшим от домашнего и сексуализированного насилия, а также обучает юристов и адвокатов работать с пострадавшими по таким делам.
Верховный суд согласился с нашими доводами, что нижестоящие инстанции не учли факторы домашнего насилия. В итоге дело вернули на пересмотр, и перед Новым годом женщину освободили из зала суда — хотя она была осуждена за умышленное убийство.
— Суды признают экономическое, психологическое насилие?
Если это дела о побоях, причинении вреда здоровью, то суды обращают внимание на физические повреждения.
Мы говорим и об экономическом насилии, например, в делах о взыскании алиментов. Психологическое насилие в виде угроз или нарушения неприкосновенности частной жизни может быть квалифицировано по статьям 119 или 137 УК РФ.
Даже если эти аргументы не получат юридической квалификации, это может повлиять на личное убеждение, руководствуясь которым, судья выносит решение. Ведь он складывает общую картину из того, что ему рассказывают и потерпевшие, и свидетели, и сам ответчик.
— Какие действия суды могут признать насилием, а какие нет?
Физическое насилие, которое не повлекло причинения вреда здоровью, совершенное ранее не судимым и не привлекавшимся — чаще всего квалифицируют по статье 6.1.1 КоАП «Побои». Закон предусматривает наказание в виде штрафа до 30 тыс. рублей, административного ареста до 15 суток, либо обязательных работ до 120 часов. Но в среднем суды назначают штраф в 5 тыс. рублей.
Если человек ранее привлекался к ответственности за насильственное преступление, то могут квалифицировать как преступление по статье 116.1 УК. Здесь может быть штраф до 40 тыс. рублей, обязательные работы до 240 часов, исправительные работы до 6 месяцев или арест до 3 месяцев. Если есть судимость за насильственное преступление — наказание строже: обязательные работы до 480 часов, исправительные работы до года, ограничение свободы на тот же срок или арест до 6 месяцев.
Тяжесть вреда здоровью оценивает судебно-медицинский эксперт. Если телесных повреждений не было, но была угроза убийством — это тоже можно квалифицировать как преступление.
Есть постановления Пленума ВС, которые объясняют, что считать насилием, а что — нет.
Стереотипы суда об идеальной жертве
— Есть ли смысл сделать отдельный Пленум по домашнему насилию?
Идеально, конечно, было бы принять отдельный Закон о домашнем насилии, где всё это будет прописано. Иначе придётся объяснять, какие преступления попадают в Пленум, а какие нет.
Адвокаты ссылаются на практику международных органов, где есть стандарты расследования и подходов к домашнему насилию.
Кому-то везёт, и судья полностью понимает, о чём идёт речь, а кому-то приходится эту оптику передавать всем участникам процесса — например, объяснять, зачем мы говорим о предыдущих эпизодах, о власти и контроле, об особой опасности близкого человека.
— Есть ли у судей стереотипы, которые мешают защищать жертв насилия?
Если дело дошло до суда, значит, этот стереотип как-то преодолели на стадии следствия. Потому что чаще всего мы сталкиваемся с проблемами именно там.
Но, конечно, стереотипы есть. У нас до сих пор существует некий миф, будто брак даёт какой-то абонемент на половые отношения, и согласие здесь не требуется. Хотя это совершенно не так.
Часто этот стереотип исходит не от суда, а от адвоката-защитника обвиняемого.
Бывают дела, где судья понимающая, и она не задаст каких-то травмирующих вопросов. А бывает иначе. В деле о секусализированном насилии в отношении девочки-подростка со стороны взрослого мужчины судья задавала потерпевшей сигматизирующие и травмирующие вопросы о ее сексуальной активности.
Они не имели непосредственного отношения к делу. И адвокату потерпевшей приходилось преодолевать стереотипы судьи, отражая контраргументы в своей позиции.
Избежать этого помогли бы тренинги для судей и сотрудников правоохранительных органов. Но сейчас это просто игра в русскую рулетку.
— Мешают ли стереотипы наказать агрессора?
Представителю потерпевшей необходимо максимально сыграть на опережение — и с адвокатом обвиняемого, и с возможными вопросами судьи. Адвокаты, которые работают с Консорциумом, заранее предугадывают, какие вопросы могут быть заданы, и стараются отразить это в своих позициях.
Почему ты не уходила? Почему терпела? Вы действуете из меркантильного интереса? Всем бы хотелось видеть такую потерпевшую, которая отвечает их представлениям, но так не бывает.
Механизмы переживания насилия намного глубже и не всегда это заметно со стороны.
— Если жертва «нетипичная» — финансово независима, успешная, сильная — шансов наказать агрессора меньше?
Я думаю, что пробовать стоит всегда, когда на это есть внутренние ресурсы у потерпевшей, когда она проинформирована о том, что её ждёт.
И в этом я вижу большую задачу адвоката: объяснить, к чему готовиться, как вообще будет проходить заседание, сколько их может быть, кто может узнать о деле, кто сможет найти эту информацию, какие вопросы личной жизни могут стать известны, а какие — нет.
Даже если пострадавшая не пойдёт дальше, она будет знать о правах и возможностях.
Благодаря адвокату они чувствуют поддержку и опору. Это не только юридическая помощь, но и такая рука помощи — то, что она проходит через эти этапы не одна. Адвокат также помогает снизить вторичную травматизацию в ходе расследования — например, отводя неуместные вопросы.
Идеальный набор доказательств насилия
— Есть ли какой-то идеальный набор доказательств, чтобы увеличить шансы на успех?
Часто кажется, что дела о домашнем насилии — это «слово против слова». Но доказательствами могут быть заключения экспертов. Судебно-медицинская экспертиза устанавливает не только, какие повреждения были причинены, но и, возможно, механизм их причинения — то есть удар или падение с высоты собственного роста. Психолого-психиатрическая экспертиза — возможные последствия насилия.
Доказательством могут быть записи с видеокамер — например, у подъезда. Или показания свидетелей, которым потерпевшая могла рассказывать о насилии, которые могли видеть её с последствиями насилия. Это как раз подтверждает, что насилие происходило не эпизодично, а началось много лет назад.
Это могут быть и скриншоты, сообщения — если речь идёт об угрозах. Например, люди уже расстались, но агрессор становится особенно активным, пытаясь вернуть власть и контроль.
У нас был случай с потерпевшей, которая пережила сексуализированное насилие в детстве — она выросла, и удалось записать признание её отчима о насилии на диктофон.
Также — это предыдущие обращения в полицию и за медицинской помощью. Записи звонков в полицию, скорую, кризисные центры.
— Может ли человек в одиночку всё это собрать и пройти этот квест?
У нас были такие случаи, где потерпевшие сами добились наказания, например, по административной статье о побоях, но затем насилие продолжилось.
Понятно, что есть вопросы юридической подготовленности потерпевших, умения грамотно оппонировать — то, о чём мы говорили выше.
Но сложность в том, что домашнее насилие — это чаще всего дела частного обвинения. Например, статья 116.1 УК о повторных побоях, статья 115 УК о причинении лёгкого вреда здоровью. А значит, потерпевшим необходимо приходить на каждое судебное заседание и выполнять по сути функцию прокурора.
То есть пострадавшая выступает против агрессора одна. В ситуации, когда ты испытываешь страх и вообще для тебя небезопасно находиться с ним в одном помещении, когда он может тебя потом отследить…
От потерпевших здесь почему-то требуется больше, чем по другим статьям, хотя они более уязвимы.
— А в плане юридической подготовки?
Мы можем добиться передачи дела в суд, но дальше встаёт вопрос квалификации. Если агрессор силой затащил в машину и отвёз потерпевшую куда-то в другое место, и там её избил — есть ли здесь похищение или нет?
И задача адвоката в том числе — доказать не только факты, но и убедить суд в необходимой квалификации по уголовному делу.
Бывают дела, где отменяют приговор в апелляции или в кассации, потому что были какие-то процессуальные нарушения. Но обычный человек мог бы их пропустить и не заметить.
Мы встречали и абсурдные вещи в приговорах. Например, в деле о сексуализированном насилии в отношении несовершеннолетнего судья учёл как смягчающее обстоятельство наличие других несовершеннолетних детей у обвиняемого — то есть братьев и сестёр потерпевших.
— А насколько суды учитывают ссылки на судебную практику по похожим делам?
Хоть в России и нет прецедентного права, но если довести дело до постановления Верховного или Конституционного суда — его будут учитывать.
Судьи принимают во внимание практику именно вышестоящих судов. Потому что если отменят их решение — это вопрос качества работы судьи.
Поэтому в первую очередь нужно искать практику вышестоящих судов и Верховного суда.
Критические ошибки жертв и адвокатов
— Какие типичные ошибки совершают жертвы?
Мне сложно говорить, что потерпевшие совершают ошибки — учитывая, в какой стрессовой ситуации они находятся.
Тем не менее, есть общие рекомендации. Обращаться за медицинской помощью в случае необходимости — как можно скорее. Во-первых, это вопрос здоровья. Во-вторых, потом это ляжет в основу судебно-медицинской экспертизы. Это актуально и для домашнего, и для сексуализированного насилия.
Чем больше времени проходит, тем тяжелее обнаружить следы физического воздействия, какие-то болезненные ощущения. Необходимо соблюдать все рекомендации врача, полностью пройти лечение, чтобы процесс был максимально зафиксирован.
— А ситуации, когда подают заявление о побоях, а потом забирают?
Это усложняет дело — хотя на самом деле не должно бы. Сама система направлена на то, чтобы они забрали заявление и не создавали сложностей полиции. Но да, последовательность действий играет важную роль.
Нужно будет объяснить, почему ранее не обращалась или забирала заявление. Но это не закрывает возможность привлечь агрессора к ответственности.
Жертва часто находится в цикле насилия — каждый раз верит, что агрессор изменится. Родственники, близкие партнёры, друзья говорят, что нужно сохранять семью ради детей и так далее.
Мы — юристы Консорциума — никогда не осуждаем пострадавших, если они в какой-то момент отказываются от борьбы. Наоборот, даём понять, что они в любой момент могут к нам вернуться за юридической помощью. И рекомендуем всем так делать, потому что потерпевшая может потом постесняться обратиться, когда помощь будет действительно нужна.
— А какие ошибки адвокатов могут ухудшить положение потерпевшей в судебном процессе?
Бывают случаи, когда представители потерпевшей, например, неполно излагают обстоятельства произошедшего. То есть когда уже дали показания в ходе предварительного расследования, а потом в суде выясняются какие-то новые факты.
Адвокат всегда должен быть более информирован, чем кто-либо, знать все обстоятельства дела досконально — ещё до того, как вы пришли на допрос.
Важно подготовить пострадавшую к взаимодействию с органами, с судом. Объяснить, как будут проходить, например, следственные действия. Не просто юридически, а:«Вы садитесь там, я буду рядом. Не бойтесь, я буду задавать вопросы агрессору сам».
Нужно предусмотреть волнение потерпевшей. Не позволять проводить многочисленные никому не нужные допросы — если в этом нет необходимости. Препятствовать проведению очных ставок с агрессором, потому что чаще всего это ничем юридически не обоснованное, а лишь травмирующее событие.
Узнавать подробные обстоятельства, чтобы понимать, какие доказательства могут быть получены. Вот опять же — записи с видеокамер, возможные свидетели. Адвокаты тоже могут проводить, так сказать, собственное расследование: путём направления адвокатских запросов, проведения адвокатских опросов, которые потом они могут вложить в дело.
Ознакомление со всеми материалами, которые есть. И, конечно же, работа в судебном заседании. Как я ранее сказала, мы следим за тем, чтобы процессуально всё было соблюдено верно — чтобы потом приговор не отменили.
Ну и одна — моя личная боль. Потерпевший может не видеть каких-то дополнительных рисков для себя или, наоборот, дополнительных возможностей. Задача адвоката — рассказать об этом. Да, у вас дело по побоям, но вы также можете обратиться по алиментам, найти информацию там-то и так далее.
— Какие наказания назначают по таким делам?
Чаще всего — штраф. Но мы оцениваем результат не только по его «тяжести» (количество лет), но и по самому факту осуждения. Потому что повторное насилие квалифицируется уже как уголовное преступление.
По делам о сексуализированном насилии мы добиваемся более строгих приговоров — в среднем это около 14 лет лишения свободы. Также добиваемся лишения родительских прав в гражданском процессе.
Как адвокаты изобретают способы защищать жертв
— Как суд может защитить жертву?
Есть закон о защите потерпевших и свидетелей, но применяется он редко — даже если ходатайствуют адвокаты. Запретительных ордеров, как в других странах, до приговора суда, в России нет.
Суды часто «изобретают велосипед» через расширительное толкование ограничений свободы. Это может включать запрет на приближение к месту жительства, работы потерпевшего. Иногда суд действует формально. У нас было дело, где брат систематически избивал сестру. Его осудили по статье 116.1 УК, и каждый раз суд назначал ограничение свободы: запрещал покидать место жительство в ночное время суток и выезжать за пределы региона. Но агрессор и пострадавшая жили в одном доме!
В любом случае это работает только в качестве наказания — уже после осуждения. У нас нет механизмов, которые предотвращают насилие или могут защитить жертву сразу же.
Вот почему должен был быть принят закон о профилактике домашнего насилия. То, что есть сейчас, — только благодаря изобретательности адвокатов и неравнодушных судей.
— Какие главные позитивные изменения произошли в судебной практике?
Первое, что хочется вспомнить, — дело Людмилы Саковой, которое вёл Консорциум. Её долго избивал брат. Первый эпизод квалифицировали как административное правонарушение, второй — как уголовное преступление. А третий — снова по КоАП, из-за того, как была сформулирована статья.
Мы подготовили жалобу, и КС признал, что все последующие эпизоды могут квалифицироваться только как преступление. Это закрепили в статье 116.1 УК РФ.
Второе — право пострадавших от насилия говорить о пережитом публично, не опасаясь исков о защите чести и достоинства. Верховный суд признал это в деле Екатерины Фёдоровой, а затем Конституционный суд подтвердил по делу Елены Боголюбской.
Третье важное изменение — рассмотрев жалобу Галины Баскаковой, которой также оказывал помощь Консорциум, КС указал, что районные суды обязаны возбуждать дела частного обвинения. Они были обязаны и раньше, но порядок существовал только для мировых судей. Из-за этого потерпевшие сталкивались с замкнутым кругом: районный суд направлял их в полицию, а полиция — обратно в суд. Сейчас этого «юридического пинг-понга» будет меньше.
— А что такие дела могут дать адвокату?
Одно такое дело может сильно прокачать навыки — приходится быть специалистом и по побоям, и по расторжению брака, и по определению места жительства ребёнка.
Есть такая мечта у адвокатов — что они могут что-то менять в этой жизни. А в таких делах простор для творчества и для изменений есть. Мы можем менять практику на уровне решений КС и ВС — как в случаях, о которых я сказала выше.
Ещё — для адвоката это возможность реализовать мечту о восстановлении справедливости. Сделать более справедливым закон, подходы правоохранителей и судов. И конечно помочь конкретному человеку. Когда в результате жалоб адвоката женщина из тюрьмы возвращается к дочке, это, конечно, дорогого стоит.
Адвокаты часто помогают пострадавшим не только добиться справедливого наказания для агрессора, но и выйти из травмирующих отношений.
— По сути, изменить жизнь?
Да, открыть чистую страницу.
Когда мы какой-то процесс доводим до конца и показываем судье необходимую оптику для домашнего насилия — следующему потерпевшему уже будет легче. Каждое такое дело помогает не только конкретному человеку — с его помощью адвокат снижает терпимость судей, правоохранителей и общества к насилию.
Поэтому, если у пострадавшей есть силы, стоит заявлять о насилии, обращаться за юридической помощью и в суд.
Материал подготовлен в партнерстве с с фондом Ad Rem.
