10 суток, не изменившие Скопин
Когда мы с Леной ехали к её родным помогать с огородом, я и подумать не мог, что задержимся в Рязанской области больше, чем на пару дней. Перед самой поездкой я в шутку сказал знакомому, что надеюсь, меня на майские не задержат — практика известная, особенно при общем уровне паранойи в стране. После недавних обысков я не ждал ничего серьёзнее, чем расписку под предостережением. В общем, в праздники я входил в постпробационном настроении — ну какие претензии могут быть к человеку, который уже отсидел и ведёт открытый образ жизни?
После обыска паранойя вернулась — начал снова коситься на мужиков с барсетками и белые «Поло». Но первого мая, когда мы с Леной и нашей собакой Селинкой поехали на вокзал, всё выглядело мирно. Постовые гоняли пьяниц, волонтёры встречали ветеранов, команда по женскому гандболу обсуждала сборы. Даже ливень не портил настроения — впереди была поездка в есенинские края и знакомство с роднёй. Я вообще после тюрьмы обожаю смотреть в окно — поездка на поезде для меня как очищение. Несколько часов без спешки и суеты, просто быть.
Селинка умиляла весь вагон — её гладили, сюсюкались. Мы с Леной пили кофе из стаканов в подстаканниках, болтали о жизни. Доехали до Милославского, наша остановка — всего две минуты. Вместе с нами на перрон высыпали курильщики, обсуждая, как их ущемляют: акцизы платят, а курить негде. Проводница напоминала, что запах в вагоне — повод для выговора. Я влез со сравнением: в Столыпинских вагонах, хоть и есть пепельницы, курить нельзя — но все всё равно курят, пока нет проверяющих. После этой реплики все на секунду замолчали и плавно перешли на тему деградации школьников.
Я, высокий, издалека заметил, как к людям пробираются полицейские — на каждой станции они бывают, ничего необычного. Но тут я увидел типичного опера из центра «Э» — спортивки, капюшон, барсетка, тупое лицо, и снимает нас на телефон. Я напрягся. И тут те самые полицейские, что прошли мимо, вдруг окликнули нас.
— Похож на преступника с ориентировки, — сказали.
Оказалось, 12 февраля 2025 года в Скопине кто-то ограбил таксиста: сел в машину, приставил нож к горлу и отобрал всё ценное.
Где-то в скопинских группах даже есть видео, как под камерой идёт мужик в чёрном капюшоне. Но всё это я узнал уже потом — когда с операми из уголовного розыска мы обсуждали всё подряд, пока ждали постановления суда. А сначала я просто увидел, как полицейские держат ориентировку: мужик в очках и с усами. Этого оказалось достаточно, чтобы решить — это точно я ограбил таксиста.
Я сразу смирился с тем, что поеду в отдел — по закону о полиции, совпадение по ориентировке уже основание. Эшник с камерой продолжал снимать, а Лена с её родными пытались меня отстоять. Но я уже и паспорт отдал, и сам предложил «пробиться по магистрали». Раскручиваться на 19.3 за «сопротивление» не хотелось. Я искренне думал: посидим пару часов, напишем объяснительные — и разойдёмся. Но, как всегда, всё оказалось иначе.
Повели к служебной машине — «Нива» без опознавательных знаков. Я даже успел подумать, что сейчас повезут в лес, но оказалось, что в Скопине у половины служебных машин нет никакой раскраски. Может, кто-то наверху всё же выделит региону денег на нормальные полицейские авто?
Перед посадкой отдал Лене лишние вещи и, сквозь общее напряжение, сказал, что всё нормально — пусть едут в местное ОВД. Туда мы и приехали. Там меня обыскали, появился начальник угрозыска и начал бухтеть: «А где вы были 12 февраля?» Я, как на автопилоте, начал рассказывать свою акционистскую биографию — мол, прошёл пробацию, приехал к родным, а тут вдруг ограбление. Весь отдел хором показывал ориентировку: «Вот, усы, очки — точно ты!»
Пока мы вели этот физиогномический спор, выяснилось, что у них в отделе вообще ничего не работает — ни компьютеры, ни база, даже объяснительную не написать. Решили ехать в Скопин. Вернули паспорт, сказали: сняли копию, больше не нужен. Я даже расслабился — вдруг и правда всё ограничится объяснением.
Опера тоже расслабились, поняли, что не тот человек. Уже у машины начали поправлять меня: «Не СкОпин, а СкопИн, по-рязански!» Хотя потом я узнал, что город назван в честь хищной птицы скопы, так что, может, я и прав был.
У входа в ОВД снова пытался успокоить Лену — объяснил, что паспорт отдали, техника не работает. Тяжело было видеть, как она всё это переживает. Она сильная, но я правда мечтаю о жизни без таких моментов. Очень ей за всё благодарен.
Поехали в Скопин. За рулём был опер — простой, добродушный, рассказывал истории о работе, советовал исторические места. Второй — дворовый тип, с пацанскими замашками, разговаривал на своём жаргоне.
По дороге в Скопин
Пока ехали, дворовому оперу позвонили — выяснилось, что пропал его родственник: уехал на скутере и исчез. Опер обзванивал ГАИ, пока не узнал, что, скорее всего, тот в реанимации. Мы с другим — простоватым — опером только вздохнули и пожелали здоровья.
Разговор перешёл на скопинского маньяка и местный случай с гусем — шутили. Потом я узнал, по какому делу меня задержали. Фоторобот, со слов таксиста, удивил: его будто сделали специально под мой приезд — в отделе он нигде не висел. Решили, что обязывать таксистов ставить видеорегистраторы — идея неплохая: с дураками и ножами было бы проще.
В скопинском ОВД я сдал вещи в шкафчик, и мы пошли писать объяснительную. Это заняло вечность: пока дворовый опер бегал в туалет и по вызовам, я торчал в кабинете с развешанными детскими рисунками, чайными стаканами и шевронами из «Сталкера».
Наконец, написали: 12 февраля я был в Москве. Расписался. Стал свидетелем ещё по одному делу. Ждали эксперта для снятия отпечатков. И тут зашёл опер с натянутой улыбкой и протянул мне протокол: якобы я не показал паспорт, хватался за одежду и т.п. Я ему:
— Вам не стыдно такой протокол писать? Подписывать не буду. Он молча ушёл, улыбка стала ещё кривее.
Пришёл третий опер — балагур. Стали трепаться, он признался, что видел распечатку с моими задержаниями — ему просто интересно, зачем я в Скопине. Оказалось, чтобы везти меня в суд, нужно трое, так что он присоединился.
Вернулся простоватый опер уже с понятыми — типичные скопинские мужички, похожие на второходов. Им показали ориентировку: «Вот, задержали по приметам». Я возразил — не похож. Они: — Как с тебя рисовали. Я махнул рукой. Всё, понятые расписались, пошли в суд.
Суд оказался рядом. Балагур, проходя мимо ряда серых «Грант» и «Нив» без наклеек, спрашивал: — Ну как тебе наши кони? Не ожидал? Я понял — тут это больная тема.
В суде нас встретила дежурная судья. По разговорам с операми стало ясно — они рассчитывали на штраф. Я же понимал: раз дошло до суда — поймаю «пятнашку». На заседании выступали я и опер. Протокол зачитали. Не догадался заявить Лену как общественного защитника (совет: если близкие рядом — подавайте ходатайство, даже без адвоката).
В объяснениях пытался донести, что паспорт я отдал ещё при задержании. Судья настаивала: мол, речь о том, что не показал паспорт уже в скопинском ОВД. Хотя мы с опером тогда специально ходили за ним в шкафчик — он сказал, нужно отсканировать. Я подумал: просто забыли снять копию регистрации.
Суд и ИВС
Паспорт я снова отдал без конфликтов. По тону судьи стало ясно — решение у неё уже готово. Решил не нагнетать. Простоватый опер зачитал по бумажке, будто я ему паспорт не показал. Разошлись до оглашения решения.
В коридоре продолжали болтать и шутить с операми. Один рассказал про судью, которую когда-то избил грабитель — с тех пор она всем крадунам даёт реальные сроки. Другой — про парня, получившего 7 условных подряд. Над фамилией судьи Рот хихикали: мол, в этом кабинете «ебаный рот» не скажешь. Обсуждали одежду, байки из практики, СВО, да и просто — как все застряли тут, а жёны дома ждут.
К разговору примешался кринж и троллинг: смеялись над тем, что опер не знает, что такое «коллаборация» и камера «Дозор». Я спросил в лоб: — Скажите честно, кто вас попросил меня задержать? Все сразу включили дурачков. Потом они же — уже перед Леной — утверждали, что я паспорт не показывал и устроил скандал в ОВД. Просил их сказать ей правду — не помогло.
Ожидание решения затянулось. Балагур пошёл к судье, шутя просил ей дать мне сразу 50 суток. Всё равно твердил, что дадут штраф — мол, арест в Скопине не каждому. Но мне влепили 10 суток. Позвонить Лене перед ИВС не дали.
К 21:00 меня перевели в изолятор при отделе. Там сидели и уголовники, и админзадержанные. Условия — как в спецприёмнике в Западном Бирюлёво. Известен ИВС тем, что там сидел скопинский маньяк. Меня посадили в одиночку — бывшую двойку, так что было относительно просторно. Только туалетная перегородка — настолько узкая, что я с трудом туда помещался.
Радио не было. Из книг — в основном Донцова. Если бы Лена не передала мне нормальные книги, я бы сошёл с ума. Вообще, её передачи — и тепло, и поддержка — очень помогли.
Сам ИВС был спокойный. Еда — из местной столовой: на завтрак пирожки и кофе «3 в 1», на обед суп, каша, котлета; на ужин — снова каша и котлета. Прогулочный двор — с турником и скамейкой, частично крытый.
Всё это время я спал, читал и ел то, что передали Лена с мамой. Советую обязательно передавать фрукты, семечки, кофе (тут кипяток можно просить в любое время) и, главное — портативное радио. Оно разрешено, и с ним сидится легче. Это настоящий мастхэв.
В первый день удалось позвонить Лене — по правилам дают 15 минут в сутки. Потом, перед 9 мая, областное управление ввело запрет на звонки. Это нарушение прав, но сотрудники были адекватны, конфликтов не было. Самое неприятное — пока я сидел, кто-то однозначно взломал мой телефон.
Освобождение
Может, это паранойя, но на телефоне включена функция записи активности — и в те дни, когда звонить я не мог, кто-то включал его на пару часов и рылся в приложениях. Надеюсь, у этого человека отсохнут руки, а его переписки утекут в сеть.
Десять суток прошли в жуткой скуке — слушал, как за дверью обсуждали, как выбить выплаты за ветеранское удостоверение, командировки в Каспийск, рыбалку. На праздники в окна доносились военные песни и гудки машин — видимо, весь город решил погудеть на 9 мая.
Что могу сказать? Надеюсь, тот, кто отдал приказ меня задержать, доволен. Лишил меня возможности провести время с родными, покопаться в огороде — зато, наверное, получил звезду.
Интересно быть настолько «опасным», что твой выход в город — уже угроза чьему-то празднику. Но что есть, то есть.
Я очень надеюсь, что мы доживем до времени, когда задерживать будут только настоящих преступников. Когда праздники перестанут быть поводом для ареста. Когда свобода станет нормой, а не исключением.
И пусть рядом с каждым из нас всегда будут те, кто поддержит — как Лена, которая встретила меня у выхода. Я обнял её очень крепко.
