Первого августа состоялся исторический обмен заключенными между Россией, США и странами Евросоюза. Это событие стало беспрецедентным и по масштабам (в обмене единовременно приняли участие 24 заключенных из 7 стран), и по своему формату (половина высланных из России заключенных – россияне, не имеющие второго гражданства). Подобный обмен – большая победа международной дипломатии, которую каждая из сторон приписывает себе. И это хорошо: позитивное восприятие итогов обмена обеими сторонами дает надежду на продолжение переговоров и дальнейшие обмены. Однако некоторые аспекты уже стали предметом горячих споров и критики, причиной недоумения и разочарования.
Главный острый вопрос, который начали поднимать, едва увидев предварительные слитые списки участников обмена: «А почему в списке нет <подставьте фамилию>». Еще в начале прошлой недели кто-то и представить себе не мог, что подобный обмен возможен, а сегодня в адрес его организаторов льется поток критики в «несправедливом» выборе участников. Здесь важно понимать следующее. Вакантных мест в самолетах, вылетающих из тюрьмы на свободу, нет. Включение в списки обмена каждого дополнительного заключенного – результат сложнейших многосторонних переговоров. Путин не отпустил политзаключенных по доброте душевной – за каждого он получил своих агентов, осужденных в США, Германии, Норвегии, Польше и Словении. Поэтому, критикуя организаторов обмена за невключение в список вашего любимого политзаключенного, вы как бы говорите: «Надо было спасать не того, а этого, ему нужнее!» Но кто из нас имеет моральное право утверждать подобное? Только лишь сами узники, внезапно для себя оказавшиеся на свободе. И они говорят об этом.
Новости об исчезновении ряда известных политзаключенных из мест лишения свободы поступали на протяжении нескольких дней. По началу я не придал им большого значения: вопреки положению ст. 81 УИК об отбывании наказания в одном учреждении ФСИН частенько перемещает людей по тюрьмам, особенно в последние годы, когда многие колонии закрываются и объединяются. Моим аргументом против возможного обмена было не только отсутствие установленной законом процедуры, по которой его можно провести (экстрадиция собственных граждан – нонсенс с точки зрения российской Конституции), но и личности некоторых пропавших заключенных. Прежде всего – Ильи Яшина, который не раз, отвечая на вопросы журналистов, отказывался от участия в гипотетическом обмене, хотя и приветствовал такую возможность для других. Оказавшись на свободе, Илья незамедлительно пояснил, что стал участником обмена неожиданно для себя и против свой воли; в письменном виде заявлял, что не дает согласие на выдворение из страны. Конечно, сорвать договоренности на столь позднем этапе было едва ли возможно. Но вот вопрос, который возникает в этой связи лично у меня: как можно было договориться об обмене человека, не спросив его мнения, и, более того, зная, какое мнение он неоднократно публично высказывал? Не абстрактная несправедливость выбора, а лишение субъективности участников обмена – моя претензия к его организаторам.
Вообще, заключенные сталкиваются с дискриминацией при принятии решений постоянно. Безусловно, основной ограничитель свободы – тюремное начальство, которое вольно на ходу придумывать любые, самые абсурдные запреты и принимать за нас решения, идущие вразрез с законами физики и здравым смыслом. Думаю, служившие в армии меня поймут: круглое нести, квадратное катить, от забора и до обеда. Однако помимо гражданина начальника решения за нас то и дело пытаются принимать доброжелатели – исключительно с благими намерениями, чтобы нам же было лучше. Наверное, есть в этом что-то от родительских чувств: когда долго помогаешь кому-то, неосознанно начинаешь считать себя в праве решать за него, что ему лучше. С друзьями и близкими, защитниками и адвокатами можно доверительно говорить и решить эту проблему. А как быть с иностранными дипломатами?
Я думаю, что понимаю, какие чувства испытывает сейчас Илья Яшин. Конечно, он счастлив оказаться на свободе после двух с лишним лет в заключении. Конечно, меньше всего сейчас он хочет вернуться в тюрьму. И, разумеется, он благодарен тем, кто вытащил его из-за решетки. Но вместе с тем не покидают мысли: «Это не мое решение, я никого об этом не просил». А хуже всего – иррациональное, но от того не менее сильное чувство вины перед друзьями и коллегами, оставшимися в российских тюрьмах. Перед 64-летним Алексеем Гориновым, отбывающим свой семилетний срок в одной из самых печально известных колоний страны. Перед пенсионером из Калининграда Игорем Барышниковым, который без нормального лечения вряд ли доживет до конца своего восьмилетнего срока. Перед сотнями невиновных, честных и порядочных людей, про которых по разным причинам можно подумать: «Им тяжелее, чем мне».
В этих рассуждениях – ответ на вопрос, который вы не задавали (но я скажу!): готов ли я стать участником гипотетического будущего обмена. Конечно, если это будет обмен в формате «всех на всех», одному гордо стоять в стороне будет страшновато. Но это, увы, невозможно, хотя бы просто потому, что круг «всех» не очерчен даже приблизительно. По данным правозащитников, в России сегодня 1289 политзаключенных. Но это лишь вершина айсберга: их реальное число в разы больше. Проезжая транзитом спецблок нижегородского СИЗО, я был поражен обилием «террористов» и «экстремистов» вокруг: буквально каждый второй там сидел за то, что что-то не то написал, сказал или подумал. Да чего далеко ходить за примером? В соседнем отряде моей ИК-3 сидит Юрий Юрьевич Зайцев 68-го, если не ошибаюсь, года рождения. За комментарий к видео, на котором росгвардейцы пинают женщину ногой в живот (это случилось в Санкт-Петербурге во время разгона митингов зимой 2021-го), Зайцев получил 6 лет, из которых половину уже отсидел. Информацию о его деле в интернете найти не удается, в списках политзаключенных он не числится. Некоторое время мы вместе работали на швейке, и мне Юрий Юрьевич запомнился приятным в общении, интеллигентным и мягким человеком. Он старше меня на 30 лет, у него масса хронических заболеваний, а в тюрьме он оказался, в общем-то, случайно. Ему здесь тяжело, и в очереди на любое освобождение я уступлю ему свое место. Уступлю не задумываясь и Алексею Горинову, и сидящему в одной колонии с ним Михаилу Симонову, получившему 7 лет за репосты новостей с Euronews. В общем, я всецело приветствую продолжение обменов, но лишь для тех, кто согласен в них участвовать. Сам я такого согласия не даю.
При составлении первых обменных списков их авторы, очевидно, руководствовались очень простым критерием: половина в нем – иностранные граждане, а другая половина – наиболее медийные российские политзаключенные, либо лично, либо в составе организаций. Их странно винить в таком выборе: они запросили тех, о ком слышали чаще всего, о ком им больше напоминали и за кого просили. Пусть в составлении списка для следующего обмена, если такой предвидится, им помогут освобожденные узники. У них достаточно опыта, чтобы учесть все тонкости: возраст и состояние здоровья, семейное и материальное положение, срок, режим и регион, а главное – мнение самого заключенного относительно их намерений.
Всех освобожденных и их близких еще раз поздравляю от всей души. Желаю как можно скорее прийти в форму, восстановиться морально и физически, решить вопросы с документами и использовать свой горький опыт тюремного заключения для общего дела: помощи остающимся узникам, скорейшего установления мира и начала демократических перемен в России. До встречи на свободе!
04.08.2024
Тамбовская обл., п. Зеленый. Дима
