Ваша честь,
На протяжении последних пяти месяцев в этом зале внимательно изучали материалы дела, выслушивали свидетелей, проверяли доказательства. И мы сами могли убедиться, что позиция следствия зачастую надуманна и недостоверна.
Меня судят за то, что я якобы по просьбе потерпевшего согласился работать на него. Меня судят, принимая на веру домыслы Александра Малькевича — именно в этом мои слова и догадки.
По мнению следствия, я виноват в том, что якобы веду себя непонятно, не так общаюсь с людьми. И я никак не могу понять, почему человек, олицетворяющий законодательную власть, человек, который должен осознавать важность закона и правосудия, решил оклеветать меня. Думаю, что Александр Малькевич просто затаил на меня злобу — за что, я не знаю.
Сейчас, когда все доказательства представлены, я с уверенностью заявляю: я ни разу не угрожал Малькевичу, не публиковал против него негативных материалов, никогда не требовал у него денег за их удаление.
Один из ключевых моментов: Малькевич трижды менял свои показания о том, какая именно публикация его оскорбила. Сначала это был Телеграм — в заявлении следователю. Потом — ВКонтакте, тоже следователю. Затем — СМИ, уже на суде. Это поразительно! Ведь нельзя забыть публикацию, если после неё ты подаёшь заявление в УФСБ. И вообще, та публикация, о которой идёт речь, на момент моего ареста провисела в сети полтора месяца. Зачем вымогать деньги за то, что давно забыто? Это просто абсурд.
В этом деле много странного. Свидетели пишут жалобы о том, что их вынуждали давать ложные показания. Понятые оказываются несовершеннолетними. Диктофон во время оперативно-розыскных мероприятий выключается именно в тот момент, когда Малькевич уговаривает меня на него работать. Свидетели говорят, что их просили подписать протоколы без чтения, а потом они меняют показания.
И вообще — следствие ссылается на переговоры между Михаилом Бурчиком и Малькевичем, но переговоров со мной в материалах нет. Более того, сам Малькевич признаёт, что ему показалось, будто негативные публикации про него делали совсем другие люди.
Вот почему я воспринимаю всё происходящее как какой-то кошмар, в котором меня судят непонятно за что.
Что говорить, если следствие приложило к делу публикации, которые вышли после моего ареста. Они якобы доказывают мою вину, хотя на самом деле показывают, что обвинения Малькевича беспочвенны.
Сегодняшний приговор мне — это приговор всему журналистскому сообществу. Работа журналиста — узнавать истину и публиковать факты. И вот вам факты: за всё время встреч и разговоров с Александром Малькевичем я ни разу не угрожал ему, ни разу не высказывал в его адрес негатива, ни разу не требовал с него денег. Это факты. Странно, что на них закрывают глаза.
Получается, что любой профессиональный журналист, просто пойдя на деловую встречу, рискует оказаться в тюрьме. Это очень опасный прецедент.
Я отдал своей стране последние десять лет жизни. Я люблю свою Родину, своё государство. Это подтверждается моими наградами, подписанными Президентом Российской Федерации. Я неоднократно отстаивал интересы России по всему миру.
И вот сейчас, из-за чьих-то предположений и домыслов, я лишился всего: своей репутации, своей работы, своих детей, своей жизни.
Прошу учесть это, Ваша честь, при вынесении приговора.
Наказывают не только меня, но и моих родителей, моих детей, которые уже почти год не видят отца и живут на скромные остатки сбережений от моей зарплаты — которая, как сегодня доказал следователь, вовсе не такая большая.
Я никогда не совершал никаких противоправных действий. И сейчас, когда моя жизнь фактически разрушена, я не могу понять, чем я провинился перед своей страной, что со мной поступили вот так.
Я люблю свою страну. Я верю, что наше правосудие никогда не станет таким, как на Украине, в Румынии, Молдове, где по заказу людей просто бросают за решётку. Даже проведённое в тюрьме время не способно сломить мою веру в государственную справедливость Российской Федерации. За эту веру я готов отдать не только свободу.
Со мной — моя страна, со мной — Господь, со мной — моя семья, которая будет гордиться мной, что бы ни случилось в итоге.
Я надеюсь, что мне не придётся назвать приговор, который вы вынесете, Ваша честь, несправедливым.
